Пока же я, сидя на корточках перед этими персонажами, стонал от боли, причиненной мне Семъязой, бесы, которые еще недавно плотным кольцом окружали место, где мы находились, вдруг начали второпях расходиться, и к нам подошел ангел, который ушел, когда Семъяза начинал свое действо.

Ангел привел с собой еще одного, наверняка более сильного и славного, ангела, который был настолько блистателен, что его даже не было видно от сияния, от него исходящего.

Этот ангел был не таким, как Семъяза и его компания, и чувствовалось, что он истинно — посланник неба.

* * *

Но Семъязу это хоть и смутило, тем не менее он сопротивлялся:

— Что тебе, Гавриил? — уже не как раньше, а тихо, и даже немного испуганно заговорил он — зачем ты сюда пришел? Или ты хочешь вспомнить как и сам чуть не стал одним из нас? Или хочешь потешиться над нашими мучениями?

Но тот, который был в свете не собирался вступать в дискуссии, а говорил так, будто имел власть, повелевая:

— Он ничего не помнит — сказал тот в свете, к кому Семъяза обратился, назвав его Гавриилом — потому что я так захотел в свое время. Вы вспомнили кто вы? Но это я так захотел, чтобы вы это вспомнили. Я обещал вам некогда, что к концу времен вы вспомните, кто вы, но даже вспомнив ничего не сможете изменить себе на пользу — и вот, оно и произошло. Так почему вы мучаете его как ангела, хотя он и мнит себя человеком?

— Ангела испытуют как ангела — ответил Гавриилу Семъяза — а он — ангел, и человеческие страсти ему перенести легко.

— Но он не помнит этого, поэтому и должен быть испытуем в том звании, которое помнит — как человек!

Тогда Семъяза со товарищи стали тихо завывать, постепенно уходя в землю, но перед тем, как совсем исчезнуть, один из них все-таки высказался:

— Позволишь ли ты нам испытать его как человека?

— К чему это? Если мысля себя человеком он прошел через пытки, которые и не всякий ангел сможет снести?

— Потому что подчиненный человеческим страстям он может и не пройти через то, что ему предстоит. Снести ангельское, обладая им, но не зная, что оно у него есть — ему было легче, чем если бы он знал о себе все, и тогда бы его вина раздавила бы его и заставила нам подчиниться. Но снести человеческое…

— Что же вы уготовили ему? — перебил Гавриил Семъязу, что за страсти и что за испытание?

* * *

— Самое трудное из того, что только мог бы вынести человек — сказал тогда Семъяза, окончательно растворяясь в воздухе — то, что было трудно перенести даже сильному. А ему, с его слабосятью и склонностью к предательству — так вообще невозможно! Он никогда не изменится, он всегда будет юлить и изворачиваться! Но теперь мы посмотрим, что он скажет, когда вся его хитрость против него же и станет действовать!