Луис долго смотрел на машину, а потом отпустил занавеску. У Джада гости, и что с того? И, наверное, еще рано думать о том, что стало или не стало с Гейджем; Черч вернулся домой не раньше часа, а сейчас только девять утра. Кстати, чудесное майское утро. Сейчас он спустится вниз, сварит себе кофе, достанет электрическую грелку, приложит ее к больному колену и…
и с чего бы Черч вдруг улегся на той машине?
— Да ладно тебе, — сказал Луис вслух и заковылял к лестнице. Кошки спят где им вздумается, везде, где можно и где нельзя, такова их кошачья природа.
Вот только Черч больше не ходит через дорогу, ты что, забыл?
— Не заморачивайся, — пробормотал он и остановился на середине лестницы (по которой спускался чуть ли не боком, крепко держась за перила). Он разговаривает сам с собой — это уже никуда не годится. Это…
Что это было в лесу, прошлой ночью?
Эта внезапная мысль буквально обрушилась на него, заставив сжать губы, как от боли в колене, когда он пытался подняться с кровати. Ночью она ему снилась, та тварь из леса. Сон о Диснейуорлде как-то сам собой перешел в сон о той твари. Луису снилось, что она прикоснулась к нему и тем самым навсегда испортила все хорошие сны, испоганила все добрые намерения. Это был вендиго, и он превратил его не просто в людоеда, а в отца всех людоедов. Там, во сне, Луис опять оказался на Клатбище домашних жывотных, но уже не один. Там были Билл и Тимми Батермэны. Там был Джад, казавшийся мертвым и призрачным, с его псом Спотом на поводке, сделанном из бельевой веревки. Там был Лестер Морган с быком Ханратти на цепи. Ханратти лежал на боку, глядя по сторонам с тупой, одурманенной яростью. И почему-то там была и Рэйчел, и ее платье было забрызгано чем-то красным, как будто она опрокинула на себя кетчуп или уронила тарелку с клюквенным желе.
А потом с той стороны кучи валежника вдруг поднялся вендиго во весь свой великанский рост, с шелушащейся желтой чешуйчатой, как у змеи, кожей, с глазами, горящими словно противотуманные фары, с огромными закрученными рогами вместо ушей — зверь, похожий на ящера, рожденного женщиной. Он указывал на них пальцем с длинным загнутым когтем, а они смотрели на него, задрав головы кверху…
— Прекрати, — прошептал он и вздрогнул от звука собственного голоса. Он решил пойти в кухню и приготовить себе завтрак, как будто это был самый обычный день. Завтрак холостяка с избытком бодрящего холестерина. Парочка сандвичей с яичницей, политой майонезом, и колечком красного лука на каждом. От него жутко воняло потом, но Луис решил, что примет душ чуть позже; сейчас сама мысль о том, чтобы раздеться, казалась почти непосильной задачей, и он боялся, что придется взять скальпель из докторской сумки и разрезать штанину, чтобы освободить распухшее колено. Конечно, с хорошими инструментами так не обращаются, но ни один нож в доме не разрежет плотную джинсовую ткань, а портновские ножницы Рэйчел в данном случае не помогут.