— Луис, ты слушаешь?

— С ней все будет в порядке? — спросил Луис, и его собственный голос тоже звучал будто издалека. — С Элли все будет в порядке? Что говорят врачи?

— Отсроченный шок после похорон, — сказал Гольдман. — Приехал мой личный врач. Лэтроп. Хороший человек. Сказал, что у нее жар и что когда она проснется, может вообще ничего не помнить. Но мне кажется, Рэйчел надо вернуться. Луис, мне страшно. Мне кажется, тебе тоже надо приехать.

Луис ничего не ответил. Бог приглядит и за малой птахой; так сказал король Яков. Однако Луис не был Богом, и его взгляд был прикован к грязным следам на полу.

— Луис, Гейдж мертв, — сказал Гольдман. — Я знаю, с этим трудно смириться… и тебе, и Рэйчел… но твоя дочь жива, и ты ей нужен.

Да, смириться трудно. Но я смирился. Хоть ты и старый козел, Ирвин, но, возможно, жуткий кошмар, что случился с твоими дочерьми в тот апрельский день шестьдесят пятого года, все-таки кое-чему тебя научил. Я ей нужен, но я не могу к ней приехать, потому что боюсь — очень сильно боюсь, — что на моих руках кровь ее матери.

Луис смотрел на свои руки. Смотрел на грязь под ногтями, так похожую на грязь от следов на полу.

— Хорошо, — согласился он. — Я понял. Мы постараемся приехать как можно скорее. Может быть, даже сегодня вечером. Спасибо.

— Мы сделали все, что могли, — сказал Гольдман. — Может быть, мы слишком старые, Луис. Может быть, мы всегда были такими.

— Она еще что-нибудь говорила? — спросил Луис.

Ответ Гольдмана отозвался в сердце Луиса звоном похоронного колокола:

— Она много чего говорила, но я разобрал только одно: «Пакскоу говорит, что уже слишком поздно».

* * *

Он повесил трубку и, как в тумане, шагнул к плите, собираясь то ли продолжить готовить завтрак, то ли, наоборот, прекратить, он так и не понял, что именно, но где-то на середине кухни на него вдруг обрушилась страшная слабость, глаза застлала серая пелена, и он упал в обморок — вернее, не упал, а падал и падал, падал целую вечность, погружаясь в туманную сумрачную глубину; ему казалось, что он кувыркается на лету, выписывает в воздухе фигуры высшего пилотажа вплоть до петли Иммельмана. А потом он ударился об пол больным коленом, и боль прошила все тело насквозь, но зато прогнала дурноту. Луис закричал, из глаз брызнули слезы.

В конце концов он все же поднялся и встал на месте, пошатываясь и еле держась на ногах. Но в голове полностью прояснилось. Что не могло не радовать, правда?

Ему опять захотелось бежать без оглядки, захотелось еще сильнее, чем прежде, — он даже нащупал в кармане ключи от машины. Можно сесть в «сивик» и поехать в Чикаго. Там он заберет Элли, и они вместе поедут дальше. Наверняка к тому времени Гольдман уже заподозрит неладное, но Луис все равно заберет дочь… похитит ее, если так будет нужно.