И вот теперь я, скромный студент, собирался отыскать останки и последний труд легендарного Петра Апонского.

II

II

Сама книга меня ужасно заинтересовала. Что бы это могло быть? Может, один из ранних латинских переводов «Некрономикона»? Или легендарный перевод жутких «Мнемабических фрагментов», выполненный в свое время Деланкром? Или вообще какой-то доселе неизвестный памятник античной или готической фантазии? Я тут же вообразил свою докторскую в виде аннотированного издания этого совершенно нового, уникального источника – первого, между прочим, за семьсот лет! Как это было бы чудесно!

Род Джироламо пресекся во время великой чумы, заставившей Боккаччо бежать во Флоренцию и произвести там на свет «Декамерон». Следовательно, за склепом в крипте Сан-Джузеппе давно уже никто не присматривал, и сам он имел лишь второстепенную археологическую ценность – а потому мою просьбу пустить студента в церковь на ночь, поизучать древнюю эпиграфику, монахи охотно откликнулись.

Оказавшись, наконец, один – и немало нервничая от компании давно умерших итальянцев – я принялся исследовать руинизированные усыпальницы. Цементная замазка гробов давно раскрошилась, так что дабы совладать с крышками оказалось достаточно элементарного технического мышления, лома и сильной спины.

Родич за родичем являлись познакомиться со мной – Антонелло, Джорджо, Тонио, Лючия… Все, что осталось от них – заплесневелые черепа и произвольный набор костей в красиво украшенных мраморных саркофагах; останки уже утратили целостность, а вместе с нею и всякое подобие человеческому телу. Просто куча костей и горка бархата или шелка, изъеденного червем в мелкие лоскутья. Рад добавить, что по непонятной причине мне даже в голову не пришло, что я оскверняю могилы. Ученым свойственно с головой уходить в работу – именно это и случилось со мной. Я человек не особенно храбрый, даже на кладбище в полночь без сопровождающих бы не пошел, но той страшной ночью в церкви был совершенно один – главным образом потому, что не желал ни с кем делиться своими гипотетическими открытиями. Мародерствовал себе тихонько в крипте, рылся в старых костях и тряпках, и голова моя была занята исключительно наукой, хотя и в довольно эгоистическом ключе.

Был, наверное, тот самый темный час перед рассветом, когда я вскрыл могилу рядом с Джироламо. В ней возлежало на удивление превосходно сохранившееся тело, но жутко переломанное и искалеченное, с остатками льняных бинтов на руках и ногах. Череп располагался под странным углом к позвоночнику, а безгубый рот с частично выбитыми зубами был широко раззявлен, так что даже сейчас, семьсот лет спустя, казалось, что его обладатель воет от боли. Все мои силы разом куда-то улетучились. Предо мной, несомненно, был Пьетро ди Апоно, весь в свидетельствах милосердия инквизиции. Затхлый и гнилостный запах давно запечатанной могилы ударил мне в ноздри да так, что желудок скрутило, и я принялся хватать ртом воздух. Я вскочил, кинулся к лестнице наверх и одолел ее в два прыжка.