– И молимся, – вставил Уилф… если он, конечно, не был Сетом.
– И молимся. Но уже очень скоро все изменится.
– Да? – обрадовался Бен. – А почему?
– Ну, – заговорщически сознался тот, что повыше, – в любой момент Великий Ктулху (ныне считающийся временно почившим) – это который наш босс! – может пробудиться в своей подводной типа-как-штаб-квартире.
– И тогда, – подхватил коротенький, – он потянется и зевнет, и станет одеваться…
– Может, в туалет пойдет – лично меня бы это совсем не удивило…
– Газетку наверняка почитает…
– И вот, совершив все это, восстанет он из пучины морской и пожрет весь мир без остатка…
Эту перспективу Бен счел невыразимо забавной.
– Прямо как я – этот крестьянский! – воскликнул он.
– Именно! Именно! Превосходно сказано, мой юный американский джентльмен! Великий Ктулху проглотит мир одним махом, как этот крестьянский сэндвич, оставив только лужицу Брэнстоновского чатни на краю тарелки.
– Это вот та бурая штука? – заинтересовался Бен.
Друзья заверили его, что это она и есть, и он радостно поскакал в бар и поставил всей компании еще по пинте шогготского особого, выдержанного.
Какой поворот беседа приняла дальше, он не запомнил. Вроде бы он разделался со своей пинтой, и новые приятели пригласили его совершить пешую экскурсию по деревне, любезно знакомя по пути со всякими достопримечательностями.
– Вот тут мы видео напрокат берем, а вон то громадное здание по соседству – это Безымянный Храм Невыразимых Божеств. По субботам у нас в крипте благотворительные базары…
Бен в ответ поделился тем, что думает о путеводителях, и заверил (очень эмоционально) что Иннсмут – место одновременно
Луна стояла почти полная, и в бледном ее сиянии оба его новых товарища примечательно смахивали на лягушек. Или, возможно, на верблюдов. Они втроем дошли до конца проржавевшего пирса, и Сет – а, возможно, и Уилф – показал Бену развалины затонувшего Р’льеха в заливе – четко различимые в потоке лунного света под зеркалом моря, а Бена внезапно скрутил, как он упорно потом утверждал, внезапный и непредвиденный приступ морской болезни, и его долго и жестоко тошнило через железные поручни прямо в черное ночное море…