Только завтра, завтра!

В дверь сильно постучали. Вошли Тэкс и Феликс.

— Где Гвинни? — крикнул он им.

— Она не открывает, — отвечал Тэкс, — а дверь заперта.

Он держал в руке лист бумаги, помахивая им в разные стороны. Только теперь Эндрис заметил взволнованное и тревожное выражение его лица.

— Она не открывает и не отвечает. — повторил Тэкс. — Горничная говорит, что она не звонила сегодня утром. Но ночью, около половины второго, она вызвала прислугу. Передала ей это письмо для меня. Я получил его только теперь, когда вернулся.

Эндрис схватил письмо и громко прочел: «Тэкси, скажи ему: не выходит. Я знаю, что виновата только я. Я обещала ему, но не выходит, нет, нет. Я не могу пройти мимо красного камня. Увы! Скажи ему, чтобы он меня простил. Скажи ему: я люблю его, люблю его, только его и всегда только его. Гвинни.»

Трое посмотрели друг на друга. Ни один не находил слов. Вдруг в Эндрисе как бы что-то сломалось, словно какая-то дикая сила вырвала из него кусок.

Наконец Феликс произнес:

— Она уехала тайно, ночью.

Тэкс Дэргем согласился:

— Да, будьте здоровы и прощайте! Она уехала в Нью-Йорк!

Эндрис почувствовал, что они сами не верят в то, что говорят.

— Мы должны идти к ней, — прошептал он.

В коридоре они встретили лакея, принесшего запасной ключ, и без труда открыли дверь. Ключ лежал на столе. В комнате Гвинни — обычный беспорядок.

Платья и белье разбросаны. Никакого следа внезапного отъезда. Они подошли к спальне и постучали. Никакого ответа.

Эту дверь они не могли открыть. Ключ был вставлен изнутри.

— Я позову слесаря, — сказал лакей.

Эндрис покачал головой и со всей силой бросился на дверь. Тэкс оттащил его назад, вынул умелым движением филенку, затем проник в отверстие рукой и отпер дверь с внутренней стороны…

Гвинни Брискоу лежала в своей постели. Старательно причесанная, раскрашенная, напудренная, с полированными ногтями. Из-под одеяла виднелись только левая рука и кукольная головка, прижавшаяся к подушке. Глаза были закрыты. Она точно спала. Красные губы сосали маленький палец. На ее груди лежала серебряная рамка. Но его карточки в ней не было. Его фотография, фотография Эндриса, лежала на полу, возле кровати. В рамке была фотография Эндри Войланд.