Бердсмор взревел, когда из его щеки вырвали кусок от нижнего века до челюсти, обнажив сочащуюся кровью розовую мякоть. Лоскут кожи, свисавший со лба, оторвался, открыв плоть, поблескивающую в свете свечей и пожара. Тени продолжали кружиться. Из отбивающейся руки они вырвали клок мяса, от запястья до среднего пальца, и Бердсмор спрятал бы обе кисти, если бы не приходилось защищать ими голову и горло. Кожа от виска до щеки отошла, как бумага, открыв пузырящееся кровавое месиво. Вихрь призраков вился вокруг человека, превращая его руки и лицо в сырое мясо. Его пиджак и рубашка изорвались в клочья и свисали лохмотьями, потом дошла очередь до плеч и живота — и уже лохмотья плоти свисали, как изодранная одежда. Бердсмор опрокинулся навзничь на каменный стол, тело обмякло, но толпа демонов продолжала нападать, не обращая внимания на его мольбы сохранить ему жизнь и душу, и их дикий вой многократным эхом повторял его стенания.

— Всемилостивый Боже… — Фелан перекрестился раз, еще раз. Он был загипнотизирован этим зрелищем, и теперь уже Эш потряс его за плечо.

— Почему? — крикнул он. — Почему они раздирают его?

Фелан медленно повернул голову, но глаза не отрывались от ужасающей картины.

— Он Локвуд, — услышал Эш.

Ирландец быстро зажмурился, и Эш не понял, то ли от попавшей в глаза пыли, то ли чтобы не видеть страшное зрелище. Наконец Фелан перевел взгляд на Грейс.

— Помогите мне вытащить ее отсюда, Дэвид, — сказал он, и, хотя Фелан не повышал голоса, Эш хорошо его расслышал.

Вдвоем они потащили Грейс к выходу, навстречу  трепавшему их ветру, который потоком вливался в узкую щель входа, неся с собой клочья тумана, крутя мглу, которая словно шептала что-то, когда они проходили мимо. Гимн стал тише, отдаленное многоголосие гневной темы и смутные образы призраков устремились за ветром, их фигуры пародировали человеческие. От упавших свечей загорелись новые шпалеры, и новые уродливые фигуры запылали, как факелы, в нишах, служивших им открытыми могилами. Огонь осветил обширное помещение, открыв хранилище древних заплесневелых томов, магических и каббалистических книг, стоящих на полках в глубоких нишах в дальнем конце комнаты. Там же размещались бутыли различного цвета и размера с какими-то снадобьями, лекарствами, ядами, смесями, предназначенными для воскрешения после смерти, но не имеющими власти остановить увядание и муки совести. Пламя открыло, а затем подожгло висевшие на вешалках одежды, причудливые костюмы для тайных церемоний. Загорелись и другие древние предметы, больше напоминавшие орудия пыток, чем принадлежности для отправления культа.