Он поспешно пополз вглубь самолета, когда тот затрясся, задрожал, застонал, выстреливая новыми заклепками. Оказаться в объятьях тех других щупалец было очень плохо… спросите у Маркса… но эта мерзкая, зубастая дубина была еще хуже. Кушинг почти чувствовал, как она хватает его, вгрызается, словно лист плотоядного растения, наблюдая за его агонией тем кругом жестоких красных глаз. В момент своего безумного отступления он был уверен, что кальмар раздавит самолет как пустую пивную банку и утянет вниз, в черные, студенистые глубины.

Кушинг слышал лишь постоянный грохот тех щупалец, ползающих и скользящих в грузовом отсеке, и тех, что снаружи, скребущихся об внешний корпус, словно тысячи покачивающихся на ветру ветвей о стены дома. Шум усилился до такой степени, что он не слышал ничего другого. Лишь те щупальца, скользящие по металлической оболочке. Ожившие стебли, лианы и мясистые ленты. Это был звук, от которого все внутри сжималось. Который вызывал такое же раздражение и отторжение, как миллион личинок, копошащихся на трупе сбитой на дороге собаки… Вся это подрагивающая, скользящая мерзкая жизнь пропитывала отвращением человеческий разум насквозь.

И ты готов был сделать что угодно, лишь бы зрелище и звук этого кипучего, мясистого изобилия не разорвали твой мозг.

Щупальце с дубинкой отступило.

Но другие даже не собирались. Они нашли первый «Хаммер» и обвились вокруг него, видимо, решив, что это то, что им нужно. С громким скрежетом «Хаммер» оторвался от металлических креплений и подпорок и исчез во тьме. Щупальца швырнули его в море, где он пошел ко дну, окутанный облаком пузырьков. На какое-то время он задрал нос, устремив свет фар в небо, а потом снова начал тонуть, но уже не так быстро. Другие щупальца нащупали его и потянули вниз. Его фары продолжали гореть, по очереди пульсируя сквозь водоросли.

А затем кальмар исчез вслед за ним.

Все те щупальца тоже удалились, оставляя за собой следы из желеобразной, похожей на слизь эмульсии. Грузовой отсек блестел от нее, словно повсюду был разбрызган желатин от консервированной ветчины. Несмотря на все это, аккумуляторный фонарь, который они повесили в проеме отсека, странным образом никуда не исчез, и продолжал гореть. Но освещал сейчас он лишь спутанные водоросли и хлопья поднимающегося тумана.

Больше ничего.

Джордж и остальные затащили Гослинга вглубь самолета и положили у самой двери кабины. Они зажгли еще один фонарь. Теперь с ними был Кушинг. Он тяжело дышал, в ушах у него шумело. Он был не в себе. Ему казалось, будто его вот-вот вырвет, а потом он грохнется в обморок. Его бросало то в жар, то в холод. Лицо покалывало.