Оглядываясь назад, Вася видел, что выглядел он и в самом деле подозрительно. Особенно для человека, который ничего не знал о его семье.

Потому он налил им еще по одной и сказал шепотом:

– Понятно. Давно начал-то, Витя? – Вася поднял рюмку. – Давай выпьем за жизнь.

Они чокнулись.

– Если бы давно, – сказал следователь, дернул щекой и отвел взгляд. – Тогда, глядишь, живых было бы больше. Нет, Вася, я только в пятницу вечером об этом подумал, когда от вас вышел. Уж больно все складывалось. Да еще эти ваши рассказы. Я ж целую схему выстроил. Мол, вы тут все с приветом были, кроме матери твоей. Так вы с женой сначала ее убили, чтобы жить не мешала, а потом ты за Аллу взялся. Понравилось тебе такое занятие, понимаешь?

Следователь рассказывал, а Вася молча сидел напротив него и не перебивал. Спустя несколько дней непрерывной практики он уже куда лучше умел понимать сказанное по губам. Конечно, кое-какие слова проскакивали нерасшифрованными, но общий смысл ему все-таки удавалось улавливать.

Тем же пятничным вечером Виктор Степанович распорядился информировать его обо всех сигналах, поступавших в полицию, которые могли быть связаны с делом Ховринского маньяка. Просто сообщать, и точка. Самим на место не выезжать, шум не поднимать, чтобы не спугнуть подозреваемых.

Горыныч после нового убийства получил от начальства, как сказал следователь, втык по самые гланды. Он махнул рукой и закрыл глаза на такое самоуправство. Дескать, делай, если считаешь, что это поможет.

Так вот и вышло, что Виктор Степанович с раннего утра сидел в своей личной машине недалеко от Васиного подъезда. Он прокручивал в голове разговор с сыном, который в субботу проснулся ни свет ни заря и пришел к нему на кухню. Сначала Макс снова, в который уже раз спросил, ловит ли еще папа дядей-преступников?

«Конечно ловлю, сын, – ответил Виктор Степанович. – А почему ты спрашиваешь?».

Тогда Макс попросил его поймать Бабу-ягу.

«Она в парикмахерской. Вся такая холодная», – сказал сын.

Следователь признался Васе, что едва-едва удержался от того, чтобы не сорвать на пятилетнем сыне свое дурное настроение.

– Я уже рот открыл, знаешь ли, и тут увидел его глаза, а в них – себя, – сказал он, глядя в стол.

В итоге Виктор Степанович просто промолчал и сделал все, чтобы выйти из квартиры как можно скорее. Он боялся, что точно сорвется, если Макс снова заговорит об этом. Потом, сидя в засаде у дома Васи, отец никак не мог выкинуть из головы слова сына о Бабе-яге, которая была очень холодной.

Впрочем, когда Вася с детьми вышел из дома, все это разом забылось. Виктор Степанович вылез из машины и не спеша пошел за ними. Поначалу он старался держаться на довольно большом расстоянии от них, но вскоре убедился в том, что подозреваемые и не думают оглядываться по сторонам, и немного приблизился к ним, чтобы уж точно не потерять их из виду.