Тут, конечно, дочка главным образом постаралась, молодец. А на следующий день и Витя от себя добавил. К словам следователя, пришедшего в больницу в форме, Женя отнесся с большим вниманием.

Именно там, в палате сына, Вася и сам смог прошептать свое «прости». За то, что не верил, не видел, не думал и не слышал. Еще, конечно, за то, что смеялся. За бабушку и маму. А Любе – еще и за то, чем все это закончилось лично для нее.

– Выходит, снова Женька мне пример показал, – сказал Вася и посмотрел на Аллин холмик.

Потом он шагнул вперед, опустился между могилами на колено, положил на них ладони.

В его голове снова зазвучали голоса.

Он вспомнил, как, уже провожая Виктора Степановича в тот понедельничный вечер, поделился с ним тем, что никак не давало ему покоя:

– Одного еще не пойму. Вот смотри. Ведь получается, что я ни во что толком не верил – ни в Бога, ни в себя. Вот и попался, поделом мне. Так почему же тогда на кухне вдруг прозрел? Увидел волосы, да и ведьму тоже.

Виктор Степанович помолчал какое-то время, а потом медленно сказал:

– Я не знаю, есть ли на свете человек, у которого останется хоть одна, пусть даже самая паршивая, иллюзия насчет нашей дерьмовой жизни после того, как его заставят собственными руками сделать больно своему любимому ребенку.