– А у Потапа Белых? – перебивает следователь. – Тоже дурная?

Вадим Карлович в нерешительности скребет подбородок.

– У него в особенности. Но дело не только в наследственности. Понимаете, они вчетвером как бы вошли в образы. Помните, что Портос был невероятно силен, но туповат? Вот и Потап… физрук на него не нарадуется. А остальные преподаватели… Иногда мне кажется, что Потап нарочно старается выглядеть глупее, что ли, ограниченнее, чем на самом деле.

Воспитатель рассказывает о проблемах, о недостатке средств, о человеческом равнодушии. О спонсорах, благослови их Господь, которые оплатили детскому дому два месяца в летнем лагере на территории бывшего санатория. О распорядке, дисциплине, занятиях.

– У детдомовских это бывает, – говорит в заключение Вадим Карлович. – Склонность к побегам, романтика, жажда странствий.

– Когда вы их хватились?

– Собственно, на утренней линейке. Недосчитались на построении. Директор сразу же организовал поисковые группы. Но поиски ничего не дали. Полиция… Впрочем, вы знаете.

Следователь знает. В полицию из лагеря позвонили лишь к вечеру, когда поняли, что дело серьезное. Участковый приехал на мотоцикле уже за полночь. Оперативники с собаками – сутки спустя, после ливня, что хлестал весь день напролет. Псы след не взяли. Трое мальчишек пропали, неведомо где и как.

– Меня интересует вот какой вопрос, – цедит следователь. – Доктор говорит, что буйный припадок у Потапа Белых случился ранним утром, еще до линейки. И что раньше такого с ним не бывало. Это вы как-нибудь можете объяснить?

Воспитатель разводит руками.

– Я педагог с большим стажем, – отвечает он. – Но не психолог. Побеги из детских домов время от времени случаются. И нервные срывы у воспитанников тоже. К сожалению, Потап – трудный подросток. Брутальный, жестокий, склонный к насилию.

* * *

Брутальный, жестокий, склонный к насилию подросток Портос помнит многое. Очень многое. Например, он помнит Атоса. Горло у Атоса перерезано, так что голова вывернута на сторону и лежит почти отдельно. Еще у Атоса вспорот живот, от пупка до паха. То, что было между ног, отсечено. Д’Артаньян в пяти шагах, у него раскроен череп, так что виден бледно-розовый пузырчатый мозг. Лицо д’Артаньяна искажено, перекошено, на нем больше нет носа, а левый глаз вылез из глазницы и уполз из нее на скрученном кровавом жгуте.

Портос помнит смятую, измаранную алым августовскую траву. Растоптанный полиэтиленовый пакет с десятком сыроежек. Палую сосну с облупившейся и выцветшей, словно проржавевшей, корой. Он видел это, видел это все. Выколотыми глазами распятого на земле, растерзанного, изнасилованного, умирающего Арамиса.