– Ну и делов ты натворил, барон, – сказала Ева, откинув крышку сундука.

Вытаскивать голову она не стала – мало ли кто увидит? – вместо этого запалила лампу и поставила рядом, чтобы видеть белое, будто выбитое из камня, лицо. Ева долго рассматривала голову, размышляя, какое выражение было у барона на лице, когда он увидел красивую, свежую («как оленёнок» – так, кажется, говорил их недавний собеседник) Елену и посчитал её созданием дьявола. Должно быть, крайняя брезгливость. Такие мысли настроили девочку на решительный лад.

– Но ничего. Я хорошенько отхлестаю тебя по щекам перед тем, как Эдгар решит наконец приделать тебе какое-нибудь тело. – Еве показалось, что в очертаниях лица барона что-то изменилось. Неслышный крик его как будто стал более выразительным.

– Никакие оправдания не принимаются, – вымолвила она и захлопнула крышку, оставив его светлость на сегодня пребывать в абсолютной темноте.

Глава 10

Глава 10

Девочка не сомневалась, что плоская голова Эдгара сумела зачать и выносить простую мысль – там, где он лечит людей, лучше не заглядывать в чужие животы, даже если снова будет возможность поглядеть на торчащую из живота руку. Лучше не делать ничего такого, в чём могли бы заподозрить именно их, и навести на след невзрачной чёрной повозки красных братьев. Путники стали осторожнее. По-прежнему путешествовали узкими заброшенными тропами, но теперь подолгу разглядывали, прячась в каком-нибудь укромном месте или забираясь на холм, деревню. Считали дома, наблюдали за бегающими ребятишками, а потом пытались жестами объясниться с пасущим поблизости овец пастухом или хмурым фермером на отдалённом поле, не нужна ли кому срочная врачебная помощь и много ли народу нуждается в услугах цирюльника. После этого спускались вниз и занимались привычным делом, подправляя усы и вправляя сломанные кости (в этом Эдгар оставался верен себе: врачевал кости с былым усердием). Он скромно вопрошал, молился у всех на виду, и тихо радовался, если кто соглашался доверить его рукам своё тело. Свои мысли он теперь предпочитал хранить при себе, с риском растерять во время особенно тряского похода на холм или купания в озере, и по большей части молчал, когда девочка пыталась расспрашивать.

Если же никто особенно не нуждался в помощи, они обходили деревню стороной. Так было каждый раз, пока однажды, после врачевания в одной деревне, Эдгар не сказал: «останемся на ночь здесь». И показал туда, где в загустевшем к вечеру воздухе маячили косо сколоченные кресты. Погребальный холм.

Богатые и влиятельности в этих краях не брезговали лежать рядом с бедняками: с одинаковой снисходительной улыбкой относились они к смерти. Да и как, скажите, отличить богатого от бедного, когда все они грязные, ходят пешком, беспокоятся о погоде и носят почти одинаковую одежду, и, наконец, с одинаковой живостью обсуждают друг с другом чужаков. Разве что сосчитать принадлежащих каждому овец… но считать Ева по-прежнему умела только до одиннадцати. Как бы то ни было, девочка, с того момента как воздух империи сменился воздухом хохочущим, бесшабашно носящимся над пустошью и катающимся на верхних ветках елей, не видела ни одного склепа. На погребальном холме все лежали рядышком и будто бы гудели между собой на своём птичьем наречии под землёй.