Светлый фон

– Это твари разных порядков.

Ева очнулась от своих мрачных мыслей и внезапно услышала, как бьются три сердца – её собственное колотилось, как пойманная птаха. Сердце великана стучало редко и размеренно: «бах… бах… бах…». А ещё где-то там, за завесой ливня, мерно колотится, отмеривая литры крови, сердце в груди лошади. Тогда в её голову, на которой не то от волнения, не то от зелёной озёрной воды, в которой Ева последний раз мыла волосы, пришло понимание: Эдгар никуда не делся. Просто блуждал по глубинам искорёженной свой головы в поисках выхода, и вот теперь его нашёл. Просто у него это занимает чуть больше времени, чем у других людей.

– Разных порядков, – продолжал цирюльник. – Один обитает в воде и на влажной земле, другой – в полях. Один покрыт шерстью, другой гол. И нити у них разные. Как их можно связать? Нужно было соединять половину одного кролика с половиной кролика другого.

– Ты хочешь, чтобы я купила тебе ещё кроликов? – спросила Ева, чувствуя как с сердца, разваливаясь по частям, падает огромный камень.

Эдгар прочистил горло.

– Мне кое-что стало ясно прошлой ночью. Это…, – он потянулся за своей шляпой, потом вновь отложил её и показал на свою макушку, – как будто мне вернулось что-то недостающее. Щёлкнул замок на шкатулке, и крышка откинулась, чтобы показать настоящие сокровища. Нет уж, с кроликами покончено.

Он достал откуда-то куклу и, сжав её грудь двумя пальцами, показал Еве.

– Скоро мы найдём, чем её заполнить.

На следы его светлости они теперь натыкались постоянно. Барон, с косой ли, или без, всласть погулял в своё время по этим местам. Упоминания о нём будто сами хотели найти благодарных слушателей; они слетались к Еве и Эдгару, как мотыльки на свет. Из пыльных шкафов появлялись свидетельства прошлого, ведь семь лет – немалый срок. Кто-то преподносил свои охотно, как Пабле, кто-то – всё больше мрачнея и поглядывая на великана, который слушал так внимательно, что не было никакой возможности прервать рассказ и пойти заниматься своими делами. Внешность и голос Эдгара творили с людьми чудовищные вещи.

– Эта история обязана быть предана забвению, – говорил им один паломник, пешком направляющийся в Иерусалим. В пути он был уже без малого полгода и приобрёл себе жёсткую бороду, да заплаты на платьях. Макушка его была источена дождями, дорожная шапка, пусть и добротная, потеряла всякий цвет. Постукивая посохом, неудержимо, будто ветер в поле, он шёл своей дорогой, позволив Эдгару шагать рядом, ведя под уздцы Мглу. Хотя, похоже, находил такое соседство обременяющим. – А тут появляетесь вы, чтобы вновь ворошите старое.