Капельки крови, слизь, тёмно-багровое нутро, разных форм и размеров органы… всё это Ева видела уже десятки раз. В новинку было только то, что сердечко зверька пульсировало, надувая вены и оживляя пейзаж, который девочка привыкла видеть мёртвым. Пальцы великана замерли над тельцем, и Ева, спустя какое-то время, поняла, чего он ждёт: дрожащего золотистого мерцания, кажется, просто по воздуху тянущегося от одного органа к другому. Девочка не знала, что делает великан и откуда в его голове всплыло знание о том, что нужно делать: может, кто-то нашептал на ухо, а может, такие знания всплывают подобно обломкам потерпевших крушение морских судёнышек. Он разрезал, пережимал, промокал, с особенной осторожностью обращаясь с нитями, достаточно эластичными для того, чтобы не порваться, но такими тонкими, что сама возможность потерять их на мгновение из виду представляло немалую опасность. Для удобства Эдгар собирал их в пучок и накручивал на мизинец, далеко отставляя его от остальных пальцев.

Когда он закончил с кроликом, Ева достала из меха зелёное тельце, превратившееся как будто бы в комок студня. У Эдгара из глаз лились слёзы, и Ева на миг испугалась, как бы из-за случайно попавшей на тело лягушки капли, столь близкой к родной её среде, та не начала квакать. Тогда великан, и без того белый как мел, мог бы всё бросить и без чувств свалиться на землю.

Но всё прошло относительно гладко. Нутро лягушки оказалось не таким, как у кролика, кровь выглядела густой, будто шарики застывшего воска, но и там обитал тот же паучок, что раскидывал всюду свои серебристые сети.

Ева приноровилась промокать своим рукавом слёзы великана и пот на его шее. Отставила фонарь подальше, потому что на пальцах Эдгара появились волдыри от его жара. Сырая духота озёр заглядывала великану через плечо, оставив на его спине грязные мокрые следы, громко возмущалась над ухом голосами неведомых тварей: «что-то ты делаешь с моими детьми?». Эдгар соединил попарно нити двух существ, связав в тугие узелки. Сшил несколько артерий.

В минуты, когда цирюльнику ничего не было нужно, Ева садилась, раскинув ноги, на сундук и дремала, привалившись к стенке. Огромные комары, кружащиеся возле лица, почти её не беспокоили. Веки тяжелели, наполняясь липкой массой, но сквозь щёлочки Ева видела, как пальцы великана, без сомнения, слишком толстые, чтобы выполнять такую тонкую работу, превращались в веточки сгубленной болотами клюквы. Они будто бы прорастали в нутро зверюшек.

В конце концов, брюхо кролика, следуя указаниям костяной иглы, срослось с брюхом лягушки, но к тому времени Ева уже крепко спала. Результат она увидела наутро, когда рассвет осколками цветных витражей заиграл в прудах. Великан спал прямо на полу, откинувшись на спину. Живот его мерно вздымался, кажется, качая на себе ползущего куда-то жука.