– Как это? – спросил Эдгар.

– Что там было? Алкогольные пары? Сонные травы?

– Кто-то снова вкладывает тебе в голову мысли, над которыми нужно будет поломать голову мне? – спросил великан.

– Не хочешь – не ломай, – сердито ответила Ева и моргнула, заставив своего диковинного зверя раствориться в воздухе.

– Твой язык иногда становится языком пророков, – сказал Эдгар.

Ева смотрела, как багровеет его шея, а потом подползла и дёрнула за локоть.

– Ты не сможешь похищать нити из живота своих пациентов так, чтобы этого никто не заметил.

Эдгар прикрыл на несколько мгновений глаза.

– Ты многое можешь, маленький приставучий клещ. Можешь собирать дань, как собирали её дикие племена с захваченных народов. Заставь их не смотреть на мои руки. Заставь поверить, что все, что я делаю, я делаю как должно.

Потом из его горла вырвался звук, похожий на утиное кряканье.

– Если не сможешь, я просто закрою глаза. Я могу резать и зашивать, не открывая их, мои пальцы видят всё. Кто-то из древних говорил – «нет того, чего я не вижу. Когда я закрываю глаза, мир пропадает». И знаешь, что? Он действительно наполняется призраками. Может, призраки будут более благосклонны к моим делам, чем люди?..

Это привело Еву в сильный гнев.

– Призраки, говоришь? Благосклонны? Я к тебе благосклонна! И я сделаю всё, что нужно. Я буду забираться ночью в дома и похищать нити, чтобы ты мог потом сделать для господина барона новое тело и разрешить все эти твои проблемы с небесами.

Эдгар произнёс очень уверенно:

– Мой удел – просто и смиренно ждать. Откроется дверь, и я должен её увидеть.

– Я твоя дверь. Так почему ты её не видишь? Не издевайся надо мной, Эдгар!

Великан с изумлением смотрел, как в голове Евы пробивался родник: из глаз сначала заструились, а потом брызнули слёзы.

– Не заставляй меня делать то, что я не могу, но позволь то, что могу, – сказала она. – Я могу забраться в чужой дом и вынести оттуда все сокровища, которые тебе могут там приглянуться. В конце концов, я не чужой тебе человек. Отчего ты не разрешаешь помочь?

Тело великана как будто одеревенело. Даже сердце в груди билось с деревянным звуком.

– Молодые тела подходят лучше всего, – сказал он после долгой паузы и, кажется, с трудом удержался, чтобы не попытаться запихать ладонями обратно вылетевшие наружу слова. – Они должны отращивать нити быстрее, чем все другие. Кроме того, с ними тебе будет легче.