Банкомет сел в кресло, вцепившись пальцами в подлокотники – только это и выдавало его ярость.

– Ты их получишь! – сказал он глухо. – Я расплачусь с тобой немедленно!

– Мы перешли на «ты»?

– Вы, смертные, – жалкие букашки! – презрительно ответил Раевич. – А ты еще и мертвец!

– Помнится, вы говорили, что сами не убиваете, – напомнил Григорий Александрович. Ему вдруг пришло в голову, что револьвер может и не защитить его. Если Раевич – кем бы он ни был на самом деле – смог оживить Грушницкого, то уязвим ли он сам для пуль?

– Для тебя я сделаю исключение, – ответил Раевич.

Он выдвинул ящик стола и вынул четыре пачки банкнот.

– Твой выигрыш, – сказал он, придвигая их к Печорину.

Тот не шелохнулся.

– Как насчет еще одного пари? – спросил Григорий Александрович. – Ставлю, что убью вас не более чем… ну, скажем, тремя выстрелами.

Раевич оскалился. Зубы у него были треугольные, как у хищника.

– Сто тысяч против твоей души?

– Именно.

– Но если убьешь, кто заплатит проигрыш?

– Положите деньги на стол. Я возьму их, если выиграю. Только прошу вас написать записку, чтобы меня не обвинили в убийстве с целью ограбления.

Раевич смерил собеседника оценивающим и слегка насмешливым взглядом.

– Что ж, – проговорил он, беря перо, – почему бы и нет? Получить твою душу мне будет даже приятней, чем просто прикончить тебя.

– Я ведь правильно понимаю, что в случае, если я все-таки проиграю, вы не станете ускорять мою кончину? Помнится, вы говорили мне на этот счет.

Раевич прищурился.

– Думаешь избежать таким образом смерти?