Гаражи тянулись унылой чередой – кирпичные, бетонные, обшитые металлом, небрежно покрашенные. На замках каких-то из них висели пластиковые бутылки, на дверях других кисли и растекались под дождем серые листки объявлений, ржавчина на третьих свидетельствовала, что хозяева давно уже их забросили. Тем более были удивительны лампочки – мутные, разнокалиберные, кое-где висящие на проводе, кое-где вмонтированные в дешевые плафоны на стене, но все исправно горящие – кто-то следит за порядком? Ах, ну да, здесь должен быть сторож…
За спиной раздалось тяжелое дыхание. Кира замерла, вцепившись в мокрый и липкий камень. Что-то скользнуло у ног – и перед ней появилась давешняя дворняга. На этот раз она смотрела на Киру с явной неприязнью, приподнимая в оскале верхнюю губу. В горле у пса клокотало рычание.
– Тихо, тихо, – взмолилась Кира, присев на корточки и протягивая дрожащую руку к собаке. – Тихо… Хороший песик, хороший, тихо…
Хриплое сопение над ухом заставило ее вздрогнуть. Еще один пес – огромный, лохматый, в котором проглядывало что-то алабаевское, возвышался над ней, сипло дыша. Вся левая сторона его морды была словно грубо стесана – ухо болталось зарубцевавшимися лохмотьями, глаз вытек, а рваная бахрома губ обнажала пустоту выбитых зубов. Алабай наклонился к Кире – на нее пахнуло тухлым мясом и стоячей водой – а потом, подняв голову, утробно завыл.
Первая собака присоединилась к нему – лая и повизгивая.
– Тихо… – растерянно повторила Кира, оглядываясь. Она зашла на их территорию? Они охраняют щенков? Еду?
Собаки продолжали лаять и выть – нетерпеливо подпрыгивая и переминаясь с ноги на ногу. Они не шли на Киру, не пытались укусить – наоборот, отворачивались от нее, косясь куда-то влево, поднимая морды как можно выше.
И Кира поняла. Собаки лаяли не на нее. А
– Тварь! – взвизгнула Кира, вскочив на ноги и пнув воздух в сторону собак.
Вой прервался – и алабай отскочил.
– Тварь! – прошипела Кира, сжав кулаки и надвигаясь на собаку, от отчаяния ничего не соображая. – Пшли вон!
Полуовчарка оскалилась и зарычала, алабай пошел на Киру, прижимая уши и вздернув верхнюю губу.
– Тварь… – уже растерянно повторила Кира, с которой мигом слетела вся злость.
Она едва успела прикрыться сумкой – и собаки вцепились в плотную ткань, рыча и хрипло подвывая. Громко – казалось даже, что оглушительно – треснул шов, и в чавкающую под лапами грязь посыпался всякий хлам: ручки, карандаши, визитки, чеки, мелочь… Степлер, подпрыгнув, щелкнул алабая по носу. Пес взвизгнул и отскочил в сторону, недоуменно тряся головой. Взгляд у него был мутным, белок единственного глаза налился кровью, из пасти текли то ли слюни, то ли пена.