* * *
– Не впутывай ее, – сказал я. – Оставь ее в покое.
– Но ведь это я дал ее тебе, Алан. Я дал тебе идеальную мать.
– Ты не можешь меня напугать.
– Тебя все пугает, – ответила тварь искаженным, булькающим голосом Бернарда. – Ты все тот же напуганный маленький мальчик, насвистывающий в темноте. И я вижу тебя. Я всегда тебя видел. А теперь и ты видишь меня.
– И что же я вижу?
Он немного сгорбился, повернулся и посмотрел на пол, потом на стену, как будто сам тоже растворялся в ней.
– Начало. Конец. Все старое. И новое. Прошлое. Будущее. Разные лица, разные имена, разные жизни, но ты всегда со мной, а я – с тобой, я кормлюсь тобой, твоими страхами и слабостями.
– Как паразит, – сказал я, – пьющий кровь невинных женщин и детей.
– Не бывает невинных. – Из его рта и носа снова потекла кровь, но он как будто не заметил. – Я освободил этих тупых сучек. Позволил встретиться с их бесполезными богами. – Тварь ухмыльнулась, обнажая розовые десны. – Я стою на пороге чего-то прекрасного, Алан. А ты потерялся, запутался, как и остальные, в собственной непогрешимости. Мир не хочет меня уничтожать, он породил меня, создал меня, сделал меня целым. Правда во тьме, Алан. Здесь, со мной.
– Ты – болезнь.
– Нет, только симптом. Гниющая рана, нарыв на их теле, зараза, что пожирает их изнутри и смеется над попытками не обращать на нее внимания. Они не пытаются меня остановить, только притворяются, что я не существую. Нерон играл на скрипке, Алан. – Он вздохнул, провел окровавленной ладонью по такому же окровавленному черепу. – А Рим горит. – Он огляделся, как будто на секунду забыл, где находится. – Я освободил этих женщин от их лицемерия и бессмысленной жизни. Я дал им цель. Никому нет дела до каких-то нищих мамаш-одиночек и их ублюдочных детей. Никому нет дела, живы они или мертвы, страдают они или истекают кровью. Мир их не хватится. Миру ни до кого и ни до чего нет дела. Но я сделал их бессмертными. Я придал смысл их бессмысленному существованию. Они стали чем-то в смерти, как ты не понимаешь? У них появилась цель. И теперь они принадлежат мне, как и вы все. В моей тьме они принадлежат мне.
Существа в углу придвинулись ближе, оказавшись в круге света; у них были черные акульи глаза, точно как в моем сне.
Я повернулся так, чтобы видеть и их, и Бернарда. Кровавая мерзость у стены снова выпрямилась. Грудная клетка двигалась под осклизлой кожей. Невидимые создания ползали внутри его плоти, как потревоженные насекомые. Тварь встретилась со мной взглядом и снова ухмыльнулась, слизывая кровь с десен.