Мы долго молчали, и в это время я успел представить ее в доме на пляже, в одиночестве, и себя в этой квартире, в одиночестве. Может быть, совместное одиночество было хуже, но я до сих пор не был в этом уверен. Я подумал о ее улыбке и порадовался тому, что все еще могу ее представить. Я вспомнил о том, как сильно любил эту женщину. Как я любил каждую черточку ее лица и глубину ее глаз. Подумал о ее теле, которое оставалось таким знакомым, даже когда менялось, развивалось и улучшалось с возрастом, как все живое, хотя в то же время медленно умирало.
– Прости меня, Тони, – сказал я. – За все, что я сделал и не сделал. Прости.
Тони позволила мне прикоснуться к ней, не вздрогнула и не отпрянула, а упала в мои объятия, как делала много лет назад, до того, как мы узнали будущее.
– И ты прости, – сказала она и поцеловала меня в щеку.
– Возвращайся домой.
– Я не могу, – слабо откликнулась она. – Ты и сам знаешь.
Я сел обратно, подальше от нее, только теперь осознав, что для нее это объятие было прощальным. Теперь у нее уже была новая, иная жизнь отдельно от меня.
Как сказал Дональд, теперь все будет по-другому.
Она начала тихо плакать, прижав одну руку ко лбу, другой обхватив свою хрупкую, содрогавшуюся от рыданий фигурку.
– Я люблю тебя, Алан, – наконец произнесла она дрожащим голосом. – Но мы не можем так больше жить.
– Тони, я всегда пытался тебя защитить. Не отпугнуть, не причинить боль – я
Она стерла слезы со щек, и я позавидовал ей. Я хотел бы вытереть их сам, осушить ее слезы, как делал прежде.
– У меня не было никакого романа. – Она сказала это так просто и ровно, что я не смог ничего ответить. – Я не ушла от тебя ради кого-то еще. Я просто ушла от тебя.
Несмотря на витавших рядом призраков, когда-то мы находили в нашей любви безопасность, она нас защищала. Но теперь, просто находясь рядом друг с другом, мы оказывались привязанными к прошлому, которое по большей части хотели бы позабыть. И как бы мы ни любили друг друга, мы никогда не смогли бы повернуть все, что было сделано, вспять. Наша боль всегда оказывалась весомее радости, но за этот год жестокости и крови, воспоминаний и кошмаров, смерти и возрождения они стали неразделимы.
– Джин просто друг, – сказала она. – Иногда он мне помогает. Он поможет и тебе, если ты позволишь.
– А если позволю… ты останешься?
– Прости, – прошептала она. – Прости меня.
Поначалу я не хотел смириться. Так утопающий не отпускает спасательный круг, хотя знает, что вскоре у него не останется сил держаться. В моем воображении мы вместе ложились в постель, засыпали обнявшись и залечивали раны друг друга. Я был цел, а она счастлива в любви ко мне. А потом я отпустил спасательный круг, почувствовал, как ухожу под воду и медленно погружаюсь все глубже и глубже, уношусь все дальше и дальше от нее.