Однажды мальцу сказали, что он изжарится, стоит лишь солнцу коснуться его, так он ударился в вампиризм, ходил повсюду в черном шелковом плаще, а во рту – пара клыков из пластика. Мать его была дома, но в тенистом сумраке их гаража ребенком занималась я – чисто от неугомонности, в хорошем смысле слова. Йоланда была в пути. Она позвонила, как только они с матерью отправились из Денвера, откуда всего час езды.

Вместе мы были уже полтора года, и Йоланда множество раз пребывала в дневной лени и неге у меня в квартире на Джэкдоу-стрит, однако родителям своим она открылась всего год назад и хотела дать им побольше времени, чтобы свыкнуться с мыслью, что их дочь открыто живет со мной. Она была права: чтобы свыкнуться, им потребовалось время – минут пять, может, десять. Не знаю, как она могла вообразить себе, что родители способны на что-то еще, кроме как любить ее. Потрясло, правда, и то, как быстро они пришли к выводу, что станут любить и меня.

Доктор и миссис Рустед были выходцами с Британских Виргинских островов: д-р Рустед, отец Йоланды, служил англиканским пастором и имел степень доктора психологии. Ее мать владела художественной галереей в Денвере. Надо было увидеть лишь нашлепку на бампере их «Тойоты Приус»: «Голосование схоже с управлением автомобилем: ставишь на «R» – катишь назад, на «D» – едешь вперед»[89], – чтобы понять, что мы поладим. На следующий день после признания дочери д-р Рустед спустил с флагштока перед крыльцом их дома флаг Британских Виргинских Островов и заменил его радужным вымпелом[90]. Миссис Рустед сменила нашлепку на бампере на гибрид из розового треугольника с нанесенной поверх него надписью «любовь есть любовь». По-моему, они втайне лишь испытали гордость, когда их дом закидали яйцами, хотя и делали вид, будто кипели от возмущения из-за нетерпимости своих соседей.

– Я не в силах понять, как мо’ут быть люди столь нетерпимы, – возглашал д-р Рустед своим громким раскатистым голосом. – Йоланда нянчила по’овину детей на этой улице! Пеленки им меняла, спать укладывала. И после этого они суют на лобовое стекло под дворник анонимку, обзывают нашу дочь изв’ащенкой и требуют, чтобы мы вернули всем родителям деньги за ее работу нянькой. – Он крутил головой, будто бы от отвращения, но глаза его сверкали от удовольствия. Во всех проповедниках добродетели есть что-то чуточку от дьявола.

Йоланда с родителями провела лето на БВО в гостях у разросшейся родни, оставив меня наедине с самой собою – Ханисакл Спек, единственной 23-летней лесбиянкой-двойником Джо Страммера[91] во всем нашем квартале, изучающей право в Университете штата Колорадо в Боулдере, консерватором в делах финансовых, любительницей лошадей и отказавшейся от привычки сосать табак (подружка заставила бросить). Шесть недель не держала я ее в своих объятиях и в ожидании ее приезда от волнения прилично накофеинилась с утра.