Она отступила на шаг, прижав к груди одну ладонь с согнутыми пальцами. Я сделала еще с десяток шагов по дороге, потом не удержалась – вернулась. Девочка застыла. Я видела, что ей убежать хотелось, но от страха она будто к месту приросла. На худенькой ее шейке билась жилка.

Я ухватилась за кружок на ее запястье и сорвала его: серебряный браслет с тисненым украшением на нем в виде месяцев. Нацепила его себе на руку.

– Он не твой, – сказала. – Не понимаю, как ты могла его носить.

– Он… он сказал… – Она задохнулась. – Голос у нее был слабенький, дыхание частым и поверхностным. – Он сказал, что за все годы заплатил ей тысячу долларов за си-сидение с детьми, и ее родители об-обязаны их ве-вернуть. Он говорил, что они нам должны.

– Твоему отцу должок причитался. И я с ним рассчиталась, – сказала я и оставила ее, где она стояла.

Парк я на этот раз обошла. Не хотела видеть кучу дохлых пингвинов, да и вонь их нюхать не желала.

17-я улица протянулась по южной границе Городского парка, и на ней разместился взвод национальных гвардейцев, производивших расчистку. Пара ребят задействовали «Хамви» для растаскивания разбитых машин с дороги. Несколько других усердно орудовали метлами на асфальтовом покрытии, сметая в сторону переливающийся ковер недавно выпавших иголок. Только все они работали спустя рукава и не в лад, как работают люди, которые понимают, что им велено заниматься бессмысленным делом. Типа пытаться откачать воду из «Титаника» чайной чашкой. Денвер пошел ко дну – и гвардейцы понимали это.

Впрочем, дорожной бригаде еще повезло. Другим гвардейцам было велено паковать трупы в мешки и укладывать их вдоль бровки, точно так же, как в парках и местах отдыха когда-то оставляли в мешках всякий сор, чтобы их забирали мусорщики.

Сразу за «Филмором» на 17-й есть прелестный вход в парк: стена из полированного розового камня образует приветливую арку в виде полумесяца, за которой открывается зеленый простор ровный и гладкий, как поверхность бильярдного стола. Пара парковых скамеек, выполненных из стальной проволоки, искусно размещены по обе стороны входа. Пожилая пара пыталась забраться под одну из этих скамеек, чтобы укрыться от вчерашнего вечернего дождика, только это им не помогло. Иголки проскакивали сквозь проволоку.

Ворон отыскал их и сидел под скамейкой, деликатно поклевывая лицо пожилой леди. Гвардеец в камуфляже подошел, наклонился, гаркнул на птицу, а потом еще и в ладоши хлопнул. Ворон в испуге подпрыгнул, выскочил из-под скамейки, держа что-то в клюве. С моего расстояния это выглядело как трясущееся яйцо всмятку, но, приблизившись, я разглядела: то было глазное яблоко. Птица с жирной жемчужной добычей прошествовала до тротуара, оставляя за собой кровавые следы. Гвардеец сделал три быстрых шага к бровке, и его вырвало прямо передо мной, за резким кашлем последовал мокрый шлепок, от этого месива несло желчью и яйцами.