Угарт подался вперёд, перевернул её, придерживая за спину. Наклонился как можно ниже, ухом почти касаясь посиневших губ, прислушиваясь к еле различимому дыханию. Развязал верёвку, и руки бессильно повисли вдоль тела. Две одинаково холодные сосульки-слезинки застыли в уголках тонких век. Голова запрокинута назад.
У Праворукого потемнело в глазах. Жилы на шее напряглись, вены вздулись. Он рукой ухватил податливые плечи и сильно прижал к себе, стараясь собственным теплом согреть холодное тельце, словно это могло что-то изменить. Он слышал, как угасает дыхание, чувствовал, как холодеет кожа.
— Не-ет! — взвыл по-волчьи. Вой эхом отразился в тумане.
Он сжал холодную ладошку своей рукой, поднёс к горячим губам, дотронулся и вдруг дёрнулся, словно от удара. Принцесса открыла глаза. Тонкими пальцами коснулась его взлохмаченной бороды, судорожно вздрогнула. Широко раскрыв рот, дыша слабо, прерывисто, словно выброшенная на берег рыба, смотрела на Праворукого глазами полными слёз.
— Уг…ар…т, — шептала едва улыбаясь.
Угарт Праворукий беззвучно плакал, и большая тёплая слеза катилась по его татуированной щеке.
Эпилог
Эпилог
Чуть окутает ночь снежный пик одеялом, Инквизитор восходит на вершину его. Ближе всех сейчас он к таинствам небывалым, К переходу из мира живых в мир другой. Так рождается то, что нетленно веками. На вершине её, Первозданной Шуры́, Наполняются силою древние камни. Инквизитор взирает на земные огни. Видит свет городов за глухим Синелесьем. Обиталища алчных, жестоких людей, Колыбель, запятнавшую доблесть бесчестьем. Нет ни силы, ни веры, ни мудрости в ней.