Над топью разливался поток ярчайшего света, алого, зловещего, источником которого были странные древние руины на отдаленном островке. Не могу утверждать, что именно находилось теперь на месте этих развалин, — должно быть, я совершенно обезумел, ибо на моих глазах они превратились в волшебное, роскошное сооружение, опоясанное колоннами; отсвечивающий пламенем мрамор конька его крыши вонзался в небо, подобно верхушке храма, возведенного на высокой горе. Визжали флейты, послышался бой барабанов, и, взирая на происходящее с благоговением и ужасом, я увидел гигантские силуэты на фоне мрамора и ослепительного свечения — темные танцующие фигуры. Эффект был потрясающим — почти немыслимым, — и я мог бы без конца смотреть на это зрелище, если бы не услышал слева резко усилившийся визг флейт. Дрожа от ужаса, который каким-то странным образом сочетался с экстазом, я пересек комнату и подошел к северному окну, откуда были виды на деревья и равнину у самого края топи. Тут глаза мои снова расширились в диком изумлении, как будто увиденное перед этим вовсе не выходило за пределы возможного, ибо на этот раз перед моими глазами по страшной, залитой красным светом равнине двигалась процессия, встретить которую можно было бы разве что в ночном кошмаре.

Полускользя, полуплывя в воздухе, медленно отступали к безмятежным водам и загадочным развалинам одетые в белое призраки топи, фантастически переплетаясь в каком-то древнем и торжественном церемониальном танце. Их колышущиеся просвечивающие руки, подчиняясь омерзительному визгу, манили за собой толпу шатающихся рабочих, которые покорно шли за ними бездумной, слепой и тяжелой поступью, как будто их вела непреодолимая дьявольская сила. Пока наяды приближались к топи, не меняя своего курса, новая цепочка спотыкающихся фигур вышла из замка через дверь, расположенную под моим окном, слепо прошла через двор и присоединилась к колонне рабочих, бредущих по равнине. Несмотря на то, что они находились довольно далеко, я сразу понял, что это — слуги, прибывшие с Севера, узнав уродливую громоздкую фигуру повара, сама абсурдность которой приобрела теперь оттенок трагизма. Флейты визжали совершенно чудовищно, и я вновь услышал бой барабанов, доносившийся с отдаленного островка, на котором находились развалины. Наконец, наяды бесшумно и плавно достигли воды и медленно по очереди стали погружаться в древнюю топь; между тем шедшие следом, не меняя скорости, неуклюже шлепались в трясину и исчезали в водовороте маленьких пузырьков, которые были почти неразличимыми в алом свете. Когда же, в конце концов, в темную бездну провалилась нелепая фигура несчастного повара, флейты и барабаны неожиданно смолкли, слепящие красные лучи из страшных развалин погасли, оставив гибельную местность пустынной и безнадежной в рассеянном свете только что взошедшей луны.