Хохот сотряс Ивана изнутри, и Юра, охваченный страхом, тем не менее сумел удивиться — как этот смех не переломал ему все рёбра?

— Будь у нас отдел кадров, я бы направил тебя прямиком туда. Но у нас его нет. Так что придётся тебе собственноручно писать заявление. Не забудь расписаться кровью.

Медленно, очень медленно смысл сказанного начал доходить до Юры. Он толкнул Копателя в живот, и тот сполз по ступеням, корчась как червь. Его каска слетела с головы; к внутренней её стороне пристала земля и пучки волос. Поразившись лёгкой победе, Хорь пошёл наверх, к свету, раскрывая рот и отмахиваясь от паутины, которая, казалось, вырастала на пути.

Это невозможно. Он любит свою жену! И, конечно, ни в коем случае не желает ей зла. Как любой мужчина, Юра полагал, что должен иногда брать в руки инструменты, даже если они будут предназначены для ремонта хрупких соединений между двумя людьми. Кто знал, что это может привести к таким катастрофическим последствиям? Можно было свалить всё на депрессию, что буквально разлита в воздухе, на заговор ложи маньяков, которые тем или иным способом подталкивали его к совершению преступления, а он, оказав неожиданное, неосознанное сопротивление, подводил в свою очередь к насилию над собой Алёну.

И сейчас он в полной мере осознал близость обрыва, к которому под предлогом вечернего променада подвёл супругу.

Оказавшись снаружи и пытаясь отдышаться, Юра не сразу заметил, как Копатель материализовался за спиной. Он тёр лицо: пот, стекая со лба, размывал грязь.

— Ты почувствовал её, не так ли? — торжественно сказал он. — Правда, она прекрасна?.. Осталось совсем чуть-чуть. Иди и доверши начатое. Повысь разок-другой голос, как ты умеешь. Дыхни на неё алкоголем. Вскрой ещё парочку душевных болячек.

Три пальца на правой руке были загнуты, и, загнув четвёртый, Копатель сказал:

— Лично я не люблю смотреть, как они мучаются и умирают. Мне достаточно знания, что великая глотка сегодня будет сыта. Кроме того, нахождение рядом с агонизирующими может привлечь ненужное внимание… Но только не здесь. Смотри от начала до конца, здесь тебе никто не помешает — в первый раз это так же сладко, как самолично отрывать корочку на болячке.

Поборов желание толкнуть его коленом, так, чтобы острые углы ступеней раскололи череп, Юра повернулся и побежал. В фойе Пётр Петрович разжигал камин, перемешивая кочергой старые угли и выбирая ещё годные, крупные куски. Вокруг его головы, как свет нимба, висело облако сажи. Гроза сотрясала дом до самых костей, и Юра буквально видел, как крупные капли на потолке подземелья колышутся, но не торопятся падать. Сложный ток воздуха, создаваемый большим количеством дыр и прорех в стенах, казался видимым, будто был нарисован карандашом. Ему мерещилось, что он должен слышать дыхание жены даже на таком расстоянии, и его отсутствие выводило из равновесия и заставляло бежать быстрее. Казалось, головы животных поворачивались и смотрели вслед, портреты открывали рты, чтобы посмеяться и спросить: «Не поздно ли ты спохватился, мальчик? Любовь, бывает, собирает чемоданы и уходит и из-за меньших прегрешений».