В конце вагона стояла женщина в темно-зеленом платье.
Никто не жался к ней, никто не смотрел в ее сторону – пассажиры отхлынули от задней торцевой двери, словно кусочек пространства существовал только в воображении Максима.
Женщина смотрела на него. Верхняя часть мудреного платья стягивала ее грудь и торс, по бокам виднелась золотистая шнуровка; на бедрах платье словно взрывалось тканью, ниспадая пышными складками до самого пола. Рукава не отставали: тесные на плечах, они струились от локтя длинными манжетами, в которых можно было спрятать по младенцу.
Эти детали врезались в память Максима с момента «первого явления» женщины в переходе станции «Элдгейт», но сейчас, стоя в вагоне черной линии, он понял, что призрак – да, после слов Этана он стал думать о женщине как о призраке, – изменился. Небольшая, но броская деталь: женщина в темно-зеленом платье спрятала каштановые косы под черным головным покрывалом, обернутым вокруг шеи.
Максим почувствовал, как каждый нерв его тела превратился в вибрирующий огрызок проволоки. Взгляд женщины делал его слабым и беззащитным, парализованным даже не самими глазами и опасным контуром рта, а серыми тенями вокруг них.
Он опустился с цыпочек, но не смог спрятаться от призрака – шея женщины будто удлинилась, а бледное лицо, окольцованное черным платком, маячило под потолочным светильником.
Охваченный паникой, Максим подался к дверям. «Вы выходите?» – справился он у тучной дамы и встретил недоуменный взгляд. Он понял, что спросил по-русски. Осознал и неуместность вопроса, привычного на просторах покинутой родины. В столичной «трубе» не готовились к выходу заранее – просто вставали и выходили. А остальные расступались. Единственное, что звучало во время остановок, – «Excuse me».
Вагон немного тряхнуло, и на секунду-две лампы погасли. А потом состав вынырнул в искусственный станционный свет, лампы зажглись, а поезд замер.
Максим ринулся к выходу. Оказавшись на платформе, он обернулся. В вагон трамбовались пассажиры: новые к старым, энергичные к дремлющим. Женщина в темно-зеленом платье исчезла.
«Ее не было, – сказал себе Максим, успокаиваясь, – вот и все».
Двери с писком закрылись.
Он прошелся по переходу, поднялся на эскалаторе под бетонными язвами ремонтируемого потолка, приложил к желтому глазу турникета пластиковую «устрицу» [6] и очутился под холодными струями. Дождь его не заинтересовал.
Старикан не пришел.
Максим не знал, что делать, где искать Старикана. Их связывали лишь устные договоренности о встречах – следующая станция, новые впечатления, – которые до этого дня не нарушались. До предложения Старикана посетить театр станции «Элдвич».