Максим ощутил странную горечь. Листы еще не написанного Настоящего Сценария пожелтели, буквы сделались ломкими и нечеткими. Мечта тоже выцвела. Это испугало Максима, посеяло зерно паники, труднообъяснимой и зыбкой; у него ведь было все для работы, он справится и без Старикана, но…
У Максима
И в этот момент, стоя у билетной кассы и глядя, как экскурсионная группа струйкой стекает по эскалатору, Максим осознал удушливую зависимость от Старикана. Если он не увидит театр станции «Элдвич», в котором под перестук колес выступала актриса, чей призрак сейчас бродит по станции, то никогда не напишет Настоящий Сценарий.
Никогда.
Максим почувствовал себя пассажиром мчащегося к гибели поезда. В вагоне истерил электрический свет, вокруг кричали люди, а он смотрел на мелькающие за окном колонны очередной станции и думал: «Следующая остановка – тьма».
Видение длилось всего несколько секунд, он сбросил его (но не тревожный колокольчик черного эха) и быстрым шагом поднялся к уличному шуму. Влажный лондонский воздух заполнил легкие. Максим поперхнулся, откашлялся, присел на корточки возле выхода и стал жадно рассматривать лица прохожих.
Искал Старикана.
После третьего неотвеченного вызова Оли он пришел в себя.
Старикан не придет. Не сегодня. Что-то помешало ему, но ведь это не конец света. Не смерть или другая неизбежность. У Максима были имя и фамилия, их общее увлечение, их места – он найдет Этана Хикса. А потом Старикан отведет его в театр станции «Элдвич».
Максим почти успокоился, нажал «ответить» и сказал:
– Привет, маленькая. Извини. Скоро буду.
Дома он рассказал Оле о подземке, о Старикане, о загадочном станционном театре, о Настоящем Сценарии.
– У тебя есть все, что нужно, – сказала супруга, умная, добрая, понимающая, – ты просто боишься начать.
– Но театр… – слабо протестовал Максим, убаюканный отсутствием упреков.
– Ты можешь увидеть театр в своем воображении. Это не так уж и мало. И это… – Оля замолчала.
«Безопасно», – закончил Максим за нее.
– Я бы хотел познакомить тебя с Этаном.