И он вернется к Горелому месту, Макинеакток, где две женщины уже встретили необычайную смерть. Теперь луна требовала третьей и последней женщины. Третьей и последней смерти…
Разумеется, все там теперь преобразилось. Дерева, которое видело множество кровавых жертвоприношений, больше нет, его поглотила земля. Но на его месте будет нечто куда более замечательное и ужасающее, громадный холм, перед которым он проведет последнюю Церемонию.
По квартире разносится пронзительный стариковский смех. Бедные никчемные дураки!
Тридцатое июля
Тридцатое июля
Женщина на постели застонала. Иорам пригладил бороду и беспокойно глянул на ее раздутый живот. Ни один из ее детей, даже первый, не причинял ей столько боли. Иорам прикусил губу и про себя пожелал, чтобы роды начались поскорее и он с чистой совестью смог позвать повитуху, сестру Нетти Стадемайр.
Лотти казалась такой…
Иорам неуверенно стоял у постели и размышлял, как поступить. Пока приходилось лишь ждать – и, разумеется, молиться, чтобы роды прошли без осложнений. Иорам надеялся, что они не начнутся завтра, в канун Ламмаса. И для Фрайерса будет лучше, если они продут успешно.
В доме чуть дальше по дороге Адам Вердок скорбно смотрел на лежащую в постели жену. Сознание к ней так и не вернулось, и женщина быстро теряла силы. Их дочь, Минна, была просто чудом, дни и ночи напролет заботилась о матери, но Лиза все не шла на поправку, и этим утром Адаму пришлось попросить плотника, пожилого брата Флиндерса, отложить сосновых досок для гроба. Все их молитвы были напрасны.
* * *
Порот тоже молился, стоя на коленях в углу спальни и плотно закрыв глаза. Он простоял так весь день, не обращая внимания на жару. Библия рядом с ним была открыта на шестой главе Книги Судей: «И Гедеон сказал ему: господин мой! если Господь с нами, то отчего постигло нас все это?» Но сегодня ничто не могло его успокоить. Господь был немилосердным. Слова Писания казались бессмысленными, обряды – бесплодными. К кому вообще он взывает? Сарру начинало казаться, что он стоит на коленях и разговаривает сам с собой. Слышит ли его вообще кто-нибудь?