С решительным рыком он снова взялся за лопату. На тыльную сторону ладони упала капля дождя, но он этого не заметил. Он по опыту знал, что такая работа требовала всепоглощающего рвения: опусти голову и забудь про все постороннее. Его разум опустел. Остались лишь земля, лопата и он сам.
Копнул – отбросил. Копнул – отбросил, чарующий рабочий ритм. Томас погрузился в такой глубокий транс, что не совсем понял, как долго пришлось копать, прежде чем камень шелохнулся.
Это движение его отрезвило. Он выпрямился, хрустнув позвонками, не до конца уверенный, что это зашевелился камень, а не задергался глаз. Затем уперся в валун подошвой ботинка и надавил. Да, он шатался в могиле. Томас слишком устал для того, чтобы улыбнуться, но он чувствовал, что почти победил. Достал этого говнюка.
Дождь начал расходиться, его струи приятно омывали лицо. Томас еще несколько раз копнул вокруг камня, чтобы как следует его расшатать: он одолеет паршивца. «Посмотрим, – приговаривал он. – Посмотрим». В третий раз лопата вонзилась глубже, чем до этого, и, кажется, пробила пузырь газа под камнем – желтоватое облако, пахшее настолько дурно, что он отступил от дыры, пытаясь вдохнуть немного свежего воздуха. У него не вышло. Он лишь сплюнул полный рот мокроты, прочищая горло и легкие. Что бы ни лежало под камнем – а, судя по вони, это был труп, – оно успело хорошенько прогнить.
Он заставил себя вернуться к работе, стараясь дышать ртом, а не носом. Голова плыла, словно мозг распух и уперся в черепную коробку, намереваясь вырваться из нее.
– В жопу иди, – сказал Томас, еще раз вбивая лопату под камень. Спина болела так, будто грозила сломаться. На правой ладони саднила мозоль. На руку сел овод – Томас не отмахнулся, и тот вдоволь напился его крови.
– Давай. Давай. Давай! – Он последний раз вонзил в землю лопату, даже не осознав этого.
А потом камень начал переворачиваться.
Томас его даже не коснулся. Камень толкали изнутри. Он потянулся к лопате, все еще загнанной под валун. Его вдруг накрыла ревность: это была его лопата, его часть, и он не хотел, чтобы она оставалась у дыры. Не теперь, когда камень дрожал так, словно под ним собирался взорваться гейзер. Не теперь, когда воздух пожелтел, а его мозг распух, как кабачок в августе.
Он с силой потянул лопату. Та не поддалась.
Он выругался и взялся за черенок обеими руками, держа их на ладонь выше места, где начиналась дыра, и вновь потянул – из-под двигавшегося все быстрее камня брызнули дождем земля, вши и галька.
Томас еще раз – снова безрезультатно – рванул лопату. Он непрестанно оценивал свое положение. Работа его измотала; все, чего он хотел, – вытащить из дыры лопату,