Поначалу лишь кое-кто, а после и многие из них начали заглядываться на пустующие амбары и покинутые дома, которые усеивали Зил и его окрестности. В каждый погожий уикенд то одни, то другие оккупанты стояли среди валунов и крапивы, размышляя, куда бы пристроить кухню и где установить джакузи. И хотя многие, вернувшись в уютный Килберн или Сент-Джонс-Вуд, решали там и остаться, каждый год один или двое заключали разумную сделку с одним из местных и приобретали себе акр хорошей жизни.

Шли годы, коренных обитателей Зила уводила за собой старость, а их место занимали культурные дикари. Оккупация шла медленно, но для знающего глаза изменения были очевидны. В газетах, которые стали появляться в почтовом отделении – какой коренной житель Зила хоть раз брал в руки журнал «Харперс энд Куин» или листал литературно-критическое дополнение «Таймс»? Да, изменения были – единственную узкую улочку, главную опору Зила, называемую в шутку «Шоссе», заполонили блестящие новенькие авто. Были они и в жужжании пересудов в «Верзиле» – верный признак, что проделки чужаков стали частым предметом для обсуждения и насмешек.

И действительно, с течением времени оккупанты прочно обосновались в сердце Зила: неотлучные демоны их беспокойной жизни, рак и сердечные заболевания, нашли своих жертв и на новообретенной земле. Как и римляне когда-то, как викинги, как все оккупанты, эти ездоки на природу оставили свой самый значительный след на узурпированном ими месте не в камне, а под могильной плитой.

Стояла середина промозглого сентября; последнего сентября для Зила.

Томас Гарроу, единственный сын покойного Томаса Гарроу, обливался семью потами, вгрызаясь в угол Трехакрового поля. За день до этого, в четверг, шел страшный ливень, и земля была сырой. Очищать ее под засев следующего года оказалось не так просто, как рассчитывал Томас, но он поклялся, что закончит с полем к концу недели. Это был тяжкий труд – убирать камни и вытаскивать обломки оборудования, которое его отец, этот ленивый ублюдок, так и оставил там ржаветь. Хорошо, наверное, жилось в те годы, думалось Томасу, ох, и хорошо же, мать вашу, жилось – настолько, что отец мог себе позволить губить такое прекрасное оборудование. Если так посмотреть, настолько, что он позволял себе не вспахивать лучшую часть этих трех акров; добрую и плодоносную землю. Это же Английские кущи, в конце концов, эта земля стоит немалых денег. В наши нелегкие времена никто не может позволить себе держать три акра невозделанными. Но, Боже мой, непростая же работенка: отец заставлял Томаса делать ее в юности, и тот люто ненавидел ее до сих пор.