Этим вечером атмосфера в отеле царила мрачная. Детектив-сержант Гиссинг, направленный из Лондона для того, чтобы возглавить расследование, нашел отзывчивого слушателя в Роне Мильтоне. Он был рад побеседовать с собратом по городу, а Мильтон большую часть времени за прошедшие три часа следил за тем, чтобы на столе не кончались виски и вода.

– За двадцать лет службы, – повторял Гиссинг, – я ни разу не видел ничего подобного.

Что, по большому счету, было не совсем правдой. Добрые десять лет назад он нашел в камере хранения Юстонского вокзала чемодан со шлюхой (точнее, с тем, что от нее осталось). А еще наркоман, решивший загипнотизировать белого медведя в лондонском зоопарке, – вот было зрелище для зевак, когда они выловили его из бассейна. Стэнли Гиссинг всего насмотрелся…

– Но это… Никогда ничего подобного не видел, – настойчиво повторял он. – Аж блевать потянуло.

Рон не совсем понимал, почему слушает Гиссинга, – он просто убивал время. В молодости он был радикалом и никогда особенно не любил полицейских, так что теперь испытывал странное удовольствие от того, как этот самодовольный идиот выскакивает из штанов от возмущения.

– Он ебаный псих, – напирал Гиссинг, – можете мне поверить. Мы легко его накроем. Такой себя не контролирует. Не чешется скрывать улики, не заботится даже о том, выживет он или сдохнет. Господь мне свидетель, если человек способен разорвать на куски семилетнюю девочку, он на грани срыва. Вот увидите.

– Да?

– О да. Увидите, он будет вопить, как младенец, выйдет весь в крови, как со скотобойни, со слезами на глазах. Убожество.

– И вы его закроете.

– Как по щелчку, – ответил Гиссинг – и щелкнул пальцами. Он поднялся на ноги, его чуть повело. – Помяните мое слово, мы его поймаем. – Он посмотрел на часы, перевел взгляд на пустой стакан.

Рон не стал предлагать ему обновить.

– Что ж, – сказал Гиссинг, – пора возвращаться в город. Рапорт составлять. – Он, покачиваясь, пошел к выходу, оставив Мильтона платить по счету.

Мозготряс смотрел, как автомобиль Гиссинга ползет прочь от деревни по северной дороге, без особого успеха разрезая светом фар темноту ночи. Шум двигателя нервировал Мозготряса: машина как раз пыталась взобраться на вершину холма у фермы Николсонов. Она рычала и кашляла страшнее любой твари, которую ему приходилось видеть, однако человеческий самец каким-то образом ей управлял. Если он хотел отобрать у захватчиков свое королевство, то ему рано или поздно предстояло одолеть одну из этих тварей. Мозготряс прогнал прочь страх и приготовился к сражению.