В пятницу бар работал до утра – точнее, до последнего посетителя. И в этот раз Мэл заперла дверь за последним посетителем в двадцать минут второго. Начала помогать Кэндис вытирать столы; однако сегодня она работала с самого утра, так что Билл Родиер велел ей отправляться домой.

Мэл надела куртку и уже хотела идти, когда Джон Петти чем-то ткнул ее в плечо.

– Эй, Мэл! – сказал он. – Твое? Здесь твое имя.

Она обернулась – и увидела, что Петти, стоя возле кассы, протягивает ей пухлый белый конверт.

– Ух ты! – Он сунул нос в конверт, откуда выглядывали пачки долларов, перетянутые резинками. – Это те бабки, что Глен тебе дал за кольцо? Смотри-ка! Ну что ж, раз дают, надо брать. Со мной-то поделишься? Хотя ладно, деньги – хрен с ними, все оставлю тебе, если закончим то, что начали той ночью…

Одну руку он опустил в кассовый ящик; Мэл поднырнула ему под локоть и с силой хлопнула ящиком по пальцам. Петти заорал. Ящик начал открываться сам, но прежде чем Петти успел убрать руку, Мэл хлопнула им еще раз, сильнее. Петти взвыл и подскочил на месте, словно собрался пуститься в пляс.

– Уууублясукачетворишьлесбасранаябольноже!!!

– Эй! – проговорил, подходя к кассе, Билл Родиер с мусорной корзиной в руке. – Что у вас тут…

Мэл дала Петти вытащить руку. Тот неуклюже, споткнувшись и стукнувшись бедром о стойку, попятился от нее и развернулся лицом, прижимая к груди пострадавшую кисть.

– Сука долбанутая! Ты мне пальцы сломала!

– Господи, Мэл! – проговорил Билл, глядя через стойку на руку Петти. Поперек его жирных пальцев шла багрово-синюшная полоса. – Не знаю, что он такое тебе сказал, – но, черт, нельзя же так с людьми!

– Ты удивишься, – ответила она, – если узнаешь, как с людьми можно.

Снаружи было холодно, моросил мелкий противный дождь. Всю дорогу до машины Мэл что-то прижимала к себе и, лишь сев за руль, сообразила – конверт с деньгами.

И за рулем она держала его на коленях, прижав одной рукой. Радио не включала – ехала в тишине, прислушиваясь к стуку дождя по стеклу. В пустыне она провела два года и всего дважды видела там дождь, хотя по утрам нередко поднимался влажный туман, пахнущий тухлятиной и серой.

Завербовавшись в армию, Мэл надеялась попасть на войну. Какой смысл служить, если дело так и не дойдет до драки? Опасность для жизни вовсе ее не пугала – скорее привлекала. За каждый месяц, проведенный в зоне боевых действий, рядовые получали премию в двести долларов; и то, что ее жизнь ценится так дешево, пожалуй, даже обрадовало Мэл. Большего она и не ждала.

Вот только когда Мэл радовалась, что поедет в Ирак, ей и в голову не приходило, что эти деньги – плата не только за готовность рисковать. Дело не в том, что может случиться с тобой; главный вопрос – что тебе прикажут делать с другими. За премию в двести долларов Мэл раздевала людей догола, связывала в неудобных позах и оставляла на всю ночь. Или обещала девятнадцатилетней девчонке, что ее оттрахает целый взвод, если она не расскажет всю правду о своем парне. Двести долларов в месяц – вот плата, за которую Мэл согласилась стать палачом.