– Куда собралась, Бекки Демут? – Она не называла свою фамилию. Ему неоткуда это знать. – Я ведь тебя везде найду! Трава покажет, где ты прячешься, пляшущие человечки приведут меня к тебе! Иди сюда! Не нужно тебе ехать в Сан-Диего, незачем решать, что делать с ребенком, – все уже решено!
Зрение ее прояснилось, и прямо перед собой, на примятой траве, Бекки увидела соломенную женскую сумочку. Все ее содержимое, вывернутое, валялось рядом, и среди прочего – маленькие маникюрные ножнички, даже скорее щипчики. Лезвия их были в засыхающей крови. Бекки не хотела думать о том, что делал этими ножницами Росс Хамболт – и о том, что могла бы сделать она сама.
Не хотела – однако сжала их в руке.
– Сюда, я сказал! – рявкнул Росс Хамболт. – Быстро, сука! – И дернул ее за ногу.
Бекки извернулась и бросилась на него, зажав в кулаке маникюрные ножницы Натали Хамболт. Ударила в лицо: раз, и другой, и третий – пока он не закричал. Крик боли скоро превратился в истерический смех, полный безудержного безумного веселья, а потом затих.
«Мальчик тоже смеялся», – подумала Бекки. А дальше ничего не думала довольно долго. Пока не взошла луна.
→
При свете угасающего дня Кэл сидел в траве, смахивая слезы со щек.
Нет, он не ревел. Просто плюхнулся на землю – после того как бог знает сколько блуждал в траве и звал Бекки, давно уже переставшую ему отвечать, – и дыхание его сделалось затрудненным, а глаза зачесались и переполнились влагой.
Над головой догорал величественный закат. Бескрайнее синее небо к востоку становилось все темнее и темнее, пока не погрузилось полностью во тьму, а на западе, над церковью, заполыхало адским пламенем. Церковь Кэл все еще видел – время от времени, когда находил в себе силы подпрыгнуть и убеждал себя, что в этом есть какой-то смысл.
Сникерсы промокли насквозь и отяжелели. Ныли ноги. Зудели бедра с внутренней стороны. Кэл снял правый сникерс, вылил из него ручеек грязной воды. Он был без носков, и собственная босая нога показалась ему мертвенно-белой, тошнотворной, словно у утопленника.
Снял второй сникерс, хотел вылить воду и из него, поколебался – затем поднес тапок к губам и втянул грязную воду со вкусом собственных потных ног.
Далеко, далеко в траве он слышал голоса Бекки и Мужика. Мужик с бесшабашным пьяным весельем в голосе что-то ей растолковывал, но Кэл почти не разбирал слов. Что-то о камне. О пляшущих человечках. О том, что кто-то хочет пить. Строчка из старой песни. Как там?