Ветер снова взметнул простыни.

Никого.

Она снова тряхнула головой. Подойдя к веревкам, поставила таз и, привстав на цыпочки, сдернула с прищепок первую простыню. Свернув, кинула в таз. За первой отправилась и вторая.

А за третьей, в измазанном могильной грязью похоронном костюме, стоял папа.

На мгновение Катя разучилась дышать. Она застыла с простыней в руках, неподвижная, словно гипсовая статуэтка.

Выглядел он ужасно. Лицо – сплошной кровоподтек, налитые кровью глаза лезли из орбит, голова подергивалась на растянутой, искривленной шее. Рот его расползся в насмешливом оскале, обнажая сизые десны с обломками зубов.

Он протянул руку и дернул Катю за косичку.

Простыня выскользнула у Кати из рук и бесшумно свалилась к ее ногам.

– Здравствуй, Котенок, – сказал папа.

11

11

На ближайшей заправке Дубовик купил бутылку кока-колы. Пока Валерий Леонтьев разливался по радио о радостях полета на дельтаплане, Галя тщательно полоскала рот.

– Теперь к вам? – угрюмо спросила она, бросив бутылку под сиденье.

– Люся будет в восторге, – усмехнулся Дубовик.

– Тогда давайте прямо в машине…

– Нет. – Он обнял ее за плечи. Галя закусила губу. – Я понимаю, ты хочешь поскорей от меня отделаться, но у меня другие планы, уж извини. А машина для длительных рандеву не подходит. Так что едем к тебе.

– Там Софья. И Катя из школы скоро придет.

– К Марку, глупая. Все равно квартира пустует. Вечером вернешься домой, свободная как птица. Как галочка! – Он засмеялся. – Еще успеешь почитать дочке сказку на ночь.

Он повернул ключ зажигания. Мотор завелся с болезненным скрежетом.

Галя всю дорогу молчала. Дубовик то и дело снимал руку с руля и поглаживал ей бедро. Всякий раз ее передергивало.