– Именно это я собираюсь сделать, – ответил врач, выволакивая Федю, не понимающего, нужно сейчас подчиниться или сопротивляться.

– Письмо! Найди письмо… – хрипел отец Сергий, когда врач захлопнул дверь перед лицом дьякона.

Дни сменяли друг друга, но Федя не особо различал их. Отец Сергий после их разговора впал в бред и больше в сознание не приходил. Молоденькая сиделка, нанятая специально в ночь, чтобы матушка Ефросинья поехала домой к детям, сбежала из палаты и просидела до утра в сестринской в слезах. Расчет не взяла – извинилась и исчезла, еще не зная, что ее подопечный преставился этой же ночью. Дальше был долгий, как будто в несколько дней длиной, беспрерывный матушкин плач, разговоры с детьми почившего батюшки, панихида, чавканье грязного снега. Все эти звуки накладывались у Феди в голове один на другой, перемешивались, сбиваясь в какофонию. Потом раздался благовест. Звонил колокол, звенели ключи в кулаке матушки Ефросиньи.

Тяжелая связка, принадлежавшая прежде отцу Сергию, опустилась в мягкую ладонь дьякона. У него была точь-в-точь такая же: ключи от служб, дарохранилища, подсобных помещений. Федя собрался было спрятать связку в карман, но на ладонь выпал небольшой черный ключик – такого у него не было никогда. Размышляя над тем, где находится подходящая скважина, дьякон вошел в осиротевший храм.

Больше всего ему хотелось бы сейчас покоя. Забиться в свою комнатку, помолиться, включить пинкфлойдовскую «Wish You Were Here», поплакать и заснуть. Но нужно было вводить в курс дела отца Владимира, назначенного епархией на днях, – тот так стремился вникнуть во все дела прихода, словно проводил аудит на фабрике. Его матушка бродила следом с огромной тетрадью, постоянно делая туда записи.

– Грешно такое богатство в дарохранительнице прятать. – Отец Владимир с видимым удовольствием осматривал нежданные приобретения. Особо понравившееся даже сфотографировал на смартфон. – Что у нас на сегодня осталось, Федор?

– Котельная, если вам такое интересно.

– Мне все, Федор, интересно.

Перейдя двор, они спустились в мрачный полуподвал. Глухой помощник Игнат сидел к вошедшим спиной и отрывал с пальцев полоски отросших ногтей. Новый настоятель брезгливо обошел Игната и заглянул в печь, словно мог бы найти там что-то кроме горящих поленьев, – в отблесках пламени его лицо показалось дьякону особенно неприятным – и принялся ворошить растянувшуюся вдоль стены поленницу.

– А почему вы все-таки оставили свой приход, отец Владимир? Паства попалась не ахти? – Феде не хотелось уесть настоятеля, но затянувшийся обыск действовал ему на нервы.