Так-так-так, так-так-так… Какое блаженство часами слушать гипнотическое тарахтение «Зингера», забыв о страхе, так-так-так, так-так-так, о собственной никчемности, об одиночестве, о расспросах сына, о его просьбах взглянуть на воскресшего Лазаря, о вечном долге перед крестником, о старой матери, возмущенной тем, что дочь ее бросила, о выздоровлении Франсиско, который устал от ее чрезмерного внимания. Так-так-так, так-так-так, так-так-так, так-так-так, так-так-так. Как соблазнительно было бы сбежать, раствориться в прохладе пустых ночей, в темноте, сбежать от одиночества, от холодной постели, от простыней, которые постепенно теряли запах любимого тела.

Но время не остановишь. Несмотря на болезненную пустоту рядом с ней, солнце ежедневно вставало и садилось, впрочем, спустя многие дни после пережитой потери этот факт уже не изумлял ее, как раньше. Пустые ночные часы проходят не напрасно, не позволяют расслабиться в своей беспощадной жестокости, приносят пищу для размышлений и многого требуют, потому что в ночное время страх становится еще страшнее, горе горше и то, что ты сделал или нет, приносит еще больше страданий.

В глубине ночи многое видится отчетливее. Так же как воспоминания предлагали ей бросить все ради собственной бездонной черноты, они же делали ее зрение острее, и то, что Беатрис Кортес увидела в этой ретроспективе, заставило ее избавиться от всех соблазнов и исцелиться от вползающей в нее тьмы, но не силой лекарств, а за счет силы воли.

Прошел месяц – как, неужели целый месяц? – со дня смерти мужа, и пусть не для себя, но она обязана была выполнить это для него: переступить через себя, снова стать сильной женщиной, которую, отправившись на смерть, Франсиско-старший оставил дома отвечать за их сына, их дом.

Она все еще боялась выходить из дома. Это правда. Потому что в ту апрельскую субботу Эспирикуэта не только отнял у нее мужа. Он украл ее покой. Одна мысль о том, чтобы отправить выздоровевшего Франсиско в школу, наполняла ее ужасом: а что, если Эспирикуэта выскочит на дорогу, как волк из сказки? Тот же страх не позволял ей ежедневно отпускать няню Полу одну за хлебом, как было заведено. Отныне ее всюду сопровождал Мартин, что не нравилось ни няне Поле, ни Мартину. Но она больше никому не отдаст ни частички своей жизни. Это решение она приняла в ту ночь, когда нашла утешение в сладких песнях, которые пелись не для нее. Воля поможет ей принимать решение, воля поможет победить страх. Она вспомнила обещание, данное когда-то себе самой: никогда, даже в старости, она не будет ничьей тенью. Она не даст другим принимать решения за себя. Она не позволит себе буксовать.