…Он доедал мертвеца, урча от удовольствия, и ускользал из моей головы, из офиса, бормоча что-то про зов, про новую жертву, про мотыльков и блох. А я ловил мгновения счастья, собирал их по капле, пока не исчезли. Потом искренняя улыбка превращалась в фальшивую, от которой болели скулы. До следующей якобы случайной встречи с творческой девушкой, увлеченной, скажем, шитьем.

До следующего зова.

6

Марина сидела на краю кровати в своей тесной комнатке. За ее спиной сгрудились остальные девушки из коммуналки – лица их были оживленные, взволнованные. Костлявые фигурки трепетали.

Я увидел крылья за спинами и светящиеся солнца на лбах. Я решил, что уже умер. Я хотел встать, но оказался привязан к кровати веревками.

А потом вернулась боль.

– Ты его слышишь? – спросила Марина, заметив, что я очнулся.

Я закричал, до боли в горле. Девушки с крыльями морщились и закрывали уши ладонями.

– Помолчи. Тс-с. Ты его все еще слышишь?

Она подняла и показала мне мои же кисти со скрюченными посиневшими пальцами, с обрывками кожи и торчащими кусочками костей в переплетении вен и мышц.

– Голос Города. Как он тебе? Успокаивает? – продолжала Марина. – Кивни, что ли. Я прекрасно знаю, что ничего ты больше не слышишь. Он покинул тебя. Всегда так делает, когда приходит опасность. Ему легче пожертвовать еще одним рабом и найти нового, чем спасать.

За спиной Марины зашелестели голоса:

«еще один»

«как же радостно»

«его улыбка, смотрите, его улыбка»

Я корчился от боли. В руках у Марины я увидел ножницы для ткани с длинными тонкими лезвиями.

– Кто вы такие?

Мне пришлось выдавливать из себя вопрос. Я не мог отвести взгляда от лезвий.

– Твой Город считает, что мы блохи, – улыбнулась Марина. – Ты называешь нас мотыльками, которые прилетают на свет и – пшик! – сгорают в одночасье. Жертвы. Те самые, которых ты заводил в офис и скармливал голодному монстру. Сколько их было? Пара сотен? Тысяча? Жадный, жадный раб.

– Кто вы на самом деле?