Но я не закричал, а пошел и сделал Марине эспрессо без сахара, как она любила.

Она же стояла у окна и долго разглядывала ночной Город.

– Мы пожили в твоем мире, а это мир мой, – сказал я, стоя сзади и не решаясь дотронуться до обнаженного Марининого плеча. – Мир альпиниста, забравшегося на Эверест. Если мы поднимемся на крышу, то окажемся в самой высокой точке Города. Он будет у наших ног.

Дух захватывало каждый раз, когда я об этом думал.

Город звал меня из черноты ночи. А я всегда подчинялся его зову.

– Тебе это нравится? – спросила Марина. – Банальщина и предсказуемость. Огромный кабинет, дорогая мебель, понты из девяностых. Ты как ребенок, стащивший папин кошелек и оказавшийся в детском магазине. Скупил все, что попалось под руку.

– Разница в том, что я уже не ребенок.

– И все же. – Она повернулась. – Тебе действительно это нравится?

В темноте у нее на лбу снова загорелось зеленое фосфорное солнышко. Я вспомнил, какая у Марины прекрасная бархатная кожа, какие нежные губы и упругая грудь. Но я не мог заняться с ней сексом в кабинете, здесь было слишком много смерти.

– Я жрал заварную лапшу, откладывал деньги на метро и снимал комнату в дешевой панельке, – сказал я. – Больше не хочу. Ни во имя светлой души, ни во имя чистоты помыслов. Городу не нужны люди, которые шьют одежду или играют на скрипке. Ему нужны те, кто хочет стать артериями, проводниками, альпинистами. Только вперед и вверх.

Я натянул профессиональную улыбку и снова стал боссом, повелителем жизни.

– Наверное, мы не подходим друг другу. Мы слишком разные.

– И что ты предлагаешь?

Я пожал плечами, делано кривляясь, будто хотел придумать глупую шутку, да не успел. Взял Марину за плечи, потом за шею и принялся душить.

Обычно я убиваю женщин, подходя к ним сзади. Так удобнее подавлять сопротивление.

Но Марина была особенной. Я хотел смотреть ей в глаза, хотел увидеть, как они погаснут.

Город прильнул к стеклу с обратной стороны, размазав лицо влажной снежной росписью. Город хотел эту жертву, он давно ждал ее.

Марина улыбнулась. Я чувствовал, как ломаются хрящи под моими большими пальцами, чувствовал, как бешено пульсирует сердце. Но Марина продолжала улыбаться.

Из ее приоткрытых губ вырвался хрип.

Она крепко сжала мои запястья, впилась ногтями в кожу. На висках проступили крупные вены. Секунда – и все лицо Марины покрылось дрожащими голубыми венами.