Светлый фон
Рейдер! Мой маленький песик! Нет! О-о, нет!

Она качала его у груди, пытаясь вернуть к жизни своим теплом, но, похоже, у нее самой больше не было тепла. Она была холодной, совсем холодной.

Через какое-то время она положила его тельце на пол в прихожей и принялась шарить рукой по полу, пока не наткнулась на армейский нож с торчащим из рукоятки смертельным жалом штопора. Она безучастно подняла его, но безучастность мигом прошла, как только она увидела, что на орудие убийства наколота записка. Бумага была испачкана кровью ее бедной маленькой собачки, но все равно она сумела разобрать нацарапанные на ней слова:

 

Чтоб никто не швырял грязь в мои стираные простыни. Я говорила тебе, что тебя достану!

Чтоб никто не швырял грязь в мои стираные простыни. Я говорила тебе, что тебя достану!

 

Горе и ужас медленно покинули взор Нетти и сменились страшной догадкой, полыхнувшей у нее в глазах серебряными искрами. Ее щеки, побелевшие как молоко, когда она наконец поняла, что произошло здесь, начали покрываться темно-красными пятнами. Губы медленно раздвинулись, приоткрыв зубы. Она приблизила записку к губам, словно хотела укусить ее, и два хриплых, жарких слова с присвистом вырвались у нее изо рта:

— Ты... сука!

Она смяла записку и швырнула ее в стену; та отскочила и упала возле тельца Рейдера. Нетти наступила на нее, потом подняла, плюнула и снова отшвырнула прочь. Встала и медленно пошла на кухню, то сжимая руки в кулаки, то растопыривая пальцы.

 

14

14

 

Уилма Джерзик вывела свой маленький желтый «юго» на подъездную дорожку, вылезла из машины и быстро пошла к парадной двери дома, отыскивая на ходу в сумочке ключ. Весело напевая про себя «Любовь вращает шар земной...», она вытащила ключ, вставила его в замок, и... задержалась, уловив краем глаза какое-то движение. Она посмотрела направо, и у нее перехватило дыхание от того, что она там увидела.

Занавески в комнате колыхались на легком полуденном ветерке. Колыхались они снаружи, потому что узорчатое стекло, заменить которое обошлось Клонисам в четыреста долларов, когда их придурок-сынок разбил его три года назад бейсбольным мячом, было расколото. Длинные осколки торчали в раме, как стрелы с остриями, направленными на большую дыру в середине.

— Какого хрена?! — закричала Уилма и с такой силой повернула в замке ключ, что тот едва не сломался.

Она ринулась внутрь, схватившись за дверь, чтобы захлопнуть ее за собой, и застыла на месте. Первый раз за всю свою сознательную жизнь Уилма Вадловски-Джерзик была не в силах шевельнуться, словно на нее накатил столбняк.