Норрис Риджвик не ловил рыбу.

Норрис Риджвик заглядывал в окно спальни Хью Приста.

Хью лежал на своей кровати посреди груды белья и храпел так, что, казалось, дрожал потолок. На нем были лишь непромокаемые боксерские трусы, а большие руки с распухшими суставами сжимали смятый кусочек меха. Норрису было плохо видно — руки у Хью были здоровенными, а окно очень грязным, — но ему показалось, что это старый, побитый молыо лисий хвост. Впрочем, совершенно не важно, что это было; важно, что Хью спал.

Норрис вернулся на лужайку, где сразу за «бьюиком», принадлежащим Хью, на подъездной дорожке стояла его машина. Он открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и протиснулся внутрь. Ящик с рыболовными принадлежностями стоял на полу. Удочка «Базун» лежала на заднем сиденье — он обнаружил, что чувствует себя лучше, в большей безопасности, когда держит ее при себе.

Он так еще и не воспользовался ею. Истинная причина была проста: он боялся ею пользоваться. Вчера он взял ее с собой на Касл-Лейк, а потом... как-то заколебался и застыл с удочкой за плечом.

«А что, если по-настоящему большая рыба заглотит приманку? — подумал он. — Например, копченка, а?»

Копченкой звалась старая коричневая форель — легендарная достопримечательность здешнего озера. Рыбаки Касл-Рока говорили про нее, что длиной она больше двух футов, коварна, как ласка, сильна, как горностай, и жестка, как гвоздь. Судя по рассказам старожилов, пасть копченки сверкает сталью крючков тех любителей, которые подсекали ее, но... так и не в силах были удержать.

Что, если она сломает удочку?

Поверить в то, что озерная форель, пусть даже такая огромная, как копченка (если она вообще существует), может сломать «Базун», было чистым безумием, но Норрис решил, что это возможно, и... судя по тому, как ему везло в последнее время, — вполне вероятно. Он так и слышал в ушах сухой треск, живо переживал свои мучения при виде сломанной пополам удочки — одна половина валяется на дне лодки, а другая — качается на воде, рядом. А если удочка сломана, это уже дело пропащее — с ней ничего не придумаешь, кроме как выбросить на свалку.

И в конце концов он закончил тем, что стал рыбачить своей старой «Зебко». Рыбы на ужин он не наловил, но... ему приснился мистер Гонт. Во сне мистер Гонт был в охотничьих сапогах и старой шляпе, припорошенной перышками, которые плясали на ее полях. Он сидел в лодке, качавшейся на ровной глади Касл-Лейка футах в тридцати от берега, а Норрис стоял на берегу, рядом со старой отцовской будкой, сгоревшей десять лет назад. Он стоял и слушал, а мистер Гонт говорил. Мистер Гонт напомнил Норрису о его обещании, и Норрис проснулся в твердом убеждении: он поступил совершенно правильно, отложив «Базун» и взяв вместо нее свою старую «Зебко». «Базун» была не просто хороша, а слишком хороша. Ловить ею здесь — не просто рискованно, а чудовищно рискованно.