Но это было еще не все. И это было даже не главное. Главным была ее гордость — израненная, яростная, болезненная, гадкая и злобная гордость. Гордость — та монетка, без которой ее кошелек стал бы совсем пустым. Она поверила, потому что ее обуревал стыд — стыд, порожденный гордостью.
«Я всегда так восхищался дамами, в которых есть гордость». Волна жуткой боли накатила на ее руки; Полли застонала и прижала их к груди.
«Еще не все потеряно, Полли, — мягко произнес мистер Гонт. — Даже сейчас еще не все потеряно».
— Да пошла она, эта гордость! — вдруг заорала Полли в темноте своей маленькой спальни и сорвала
В ту же секунду боль вгрызлась в ее руки, как маленький голодный зверь, но... даже сейчас она знала, что боль была не такой сильной, как она боялась, — даже близко не такой. Она знала это так же точно, как и то, что Алан никогда не писал в Сан-Франциско и не выспрашивал о ней.
— Плевала я на ЭТУ ГОРДОСТЬ! Плевала! Плевала! — проорала Полли и швырнула
Медальон ударился о стену, покатился по полу и раскрылся. За окном сверкнула молния, и Полли увидела, как две волосатые лапки показались из щелки. Щель расширилась, и из нее выполз маленький паук. Он засеменил к ванной комнате. Снова вспыхнула молния и отбросила от него на пол продолговатую тень, искрящуюся, как электрическая татуировка.
Полли соскочила с кровати и ринулась за ним. Его нужно было убить, и убить быстро... потому что прямо на ее глазах паук раздувался. Он был вскормлен отравой, которую высасывал из ее тела, и теперь, когда он освободился от своей скорлупы, трудно было сказать, до каких размеров он может вырасти.
Она ударила ладонью по выключателю, и флюоресцентная лампа над раковиной ожила. Она увидела, как паук ползет к ванной. Когда он вползал в дверь, он был не больше жука, а теперь — размером с мышь.
Как только она вошла в ванную комнату, он повернулся и засеменил к ней — с отвратительным скрежетом ножек по кафельным плиткам, — и она успела подумать: он был у меня между грудей, он лежал НА мне, он ВСЕ ВРЕМЯ лежал на мне...
Его тело было покрыто черно-коричневой щетиной. Крошечные волосики торчали дыбом на его ножках. Глаза, тусклые, как фальшивые рубины, уставились на нее, и... она увидела два клыка, торчащих у него изо рта, как кривые зубы вампиров. С них капала какая-то прозрачная жидкость. Там, где капли касались кафельных плиток, они оставляли маленькие дымящиеся отверстия.