Она просто приняла его за свое, но... ведь
— Мисс Два Имени, — пробормотала она смущенно. — Маленькая мисс Полли Фриско, в этом-то все и дело, верно? — Именно это вспомнило ее подсознание и воссоздало тетушку Эвви, чтобы она произнесла это. Ведь она и была
Когда-то давным-давно она была ею.
Она потянулась за конвертом.
«Нет! — сказал ей голос, и это был голос, который она прекрасно знала. — Не трогай его, Полли, — не трогай, если понимаешь, что тебе нужно, а что — нет!»
Боль, темная и крепкая, как настоявшийся за целый день кофе, глубоко вонзилась в ее руки.
«Это не может заставить твою боль исчезнуть, но... это может вызвать эффект перехода».
Та самая мысль, размером с кашалота, выплывала на поверхность. Голос мистера Гонта не мог остановить ее; ее вообще ничто не могло остановить.
«ТЫ можешь остановить это, Полли, — сказал мистер Гонт. — Поверь мне, ты ДОЛЖНА».
Ее рука отдернулась, так и не коснувшись письма. Ладонь потянулась к азке и сомкнулась вокруг медальона в защитный кулачок. Она почувствовала, как что-то шевелится внутри — что-то согретое ее теплом неистово царапалось внутри серебряного амулета, и это наполнило ее отвращением, заставило испытать резь в желудке, словно кишки стали разлагаться и гнить.
Она выпустила амулет и снова потянулась к письму.
«Последнее предупреждение, Полли!» — сказал ей голос мистера Гонта.
«Да, — ответил голос тетушки Эвви. — Я думаю, он говорит правду, Триша. Он всегда так ублажал дам, тешащих свою гордыню, но знаешь что? Я не думаю, что от него может быть какой-то прок тем, кто решает плюнуть на нее в конце концов. И, я полагаю, пришло время для тебя решить раз и навсегда, как тебя зовут НА САМОМ ДЕЛЕ».
Она взяла конверт, не обращая внимания на предупреждающий толчок боли в руках, и взглянула на аккуратно напечатанный адрес. Письмо —
— Нет, — прошептала она. — Неправильно. Неправильное имя. — Ее рука медленно, с силой сжалась, комкая письмо. Тупая боль отозвалась в кулаке, но Полли даже не заметила ее. — Я всегда была Полли в Сан-Франциско — для всех я там была Полли, даже
Это был один из способов порвать с каждой частичкой прежней жизни, которая, по ее разумению, так больно ранила ее, и никогда, даже в самые темные ночи, она не позволяла себе задуматься о том, что эти раны она нанесла себе сама. В Сан-Франциско не было ни Триши, ни Патриции — только Полли. Она заполнила все три заявления на ПДН и подписалась — Полли Чалмерз, даже без второго инициала.