– Что там за шум?

Я тоже вскочил на ноги, схватив нож.

Сверхъестественный воющий звук, похожий на слияние множества голосов, обладал алхимической способностью превращать кровь в ледяную воду. Если зло во плоти разгуливало по свету в облике сатаны или иного дьявола, тогда это точно был его голос, бессловесный, но злобный, голос всего, что дышит не добром. Он шел из другой комнаты, хотя я не сразу сообразил, идет ли он с этого этажа или сверху.

Кэти Осборн поднялась не так быстро, как мы, как будто не слишком желая столкнуться с еще одним ужасом. Она сказала:

– Я… я уже слышала именно этот звук, когда была прикована наручниками в той комнате, когда они только-только приступили к пыткам. Но потом так много всего случилось и так быстро, что… я забыла про него.

Райа поглядела на пол у себя под ногами.

Я тоже посмотрел вниз, потому что понял, что пронзительный шум – точно трепещущий электронный вопль, хотя и куда более необычный – исходит из подвала.

24 Тюрьма и алтарь

24

Тюрьма и алтарь

Полицейский, который теперь лежал мертвый в своей собственной окровавленной скотобойне, носил с собой табельный служебный револьвер – «смит-вессон магнум» 357-го калибра. Я взял его себе на вооружение, прежде чем направился на кухню и открыл дверь, ведущую на лестницу в подвал.

Жуткое певучее хныканье эхом отзывалось из глубины этой норы, полной теней, и хоть грубо, но доносило какой-то смысл – настойчивость, гнев, голод. Этот звук был настолько силен и отвратителен, что его, казалось, можно воспринять на ощупь. Мне представилось, что я вижу этот крик, словно влажные спектральные руки, скользящие по моему лицу и телу, – холодное и липкое ощущение.

Эта подземная комната не была совсем темной. Мягкие, колышущиеся огоньки – возможно, пламя свечей – трепетали в невидимом мне углу.

Кэти Осборн и Райа настояли на том, чтобы сопровождать меня. Райа, само собой, не допустила бы, чтобы я в одиночку встретился с неведомой угрозой, а Кэти боялась оставаться одна в гостиной.

Сразу за дверью я обнаружил выключатель. Щелкнул им. Внизу зажегся янтарный свет, более яркий и устойчивый, чем пламя свечей.

Завывание прекратилось.

Вспомнив про психические испарения давнего человеческого страдания, все еще исходящие от стен подвала в снятом нами доме на Яблоневой тропе, я напряг свое шестое чувство как только мог в поисках нечистых излучений подобного рода и здесь. Я и в самом деле уловил образы и неясные ощущения, хотя они были совсем не такими, как я ожидал, – и не были похожи ни на что, с чем я сталкивался прежде. Я не мог понять их смысл: полуразличимые, странные, туманные формы, которые я был не в состоянии распознать, черно-белые, затененные серым. Они то метались в резком, поспешном ритме, то колыхались, двигаясь медленно, тошнотворно, по-змеиному, внезапно без явной причины вспыхивая пестротой зловещих ярких оттенков.