– Это не просто граница частных владений, – прошептала Райа. – Это полностью оборудованная преградительная полоса, крепостной вал, черт его возьми.

– Ага. – Я говорил так же тихо, как и она. – Если он окружает все тысячи акров, принадлежащие компании, значит, эта ограда тянется как минимум на несколько миль. Такая конструкция… черт, она же стоит дикую кучу денег.

– Нет смысла возводить ее только для того, чтобы случайные прохожие не забрели на территорию шахт.

– Точно. У них тут находится что-то другое, что-то, что им надо охранять.

Мы подошли к ограде со стороны леса, но между лесом и оградой лежало пустое пространство. На снегу, покрывавшем этот голый ровный склон, мы видели множество следов ног, тянущихся параллельно ограде.

Указав на эти следы, я понизил голос еще сильнее и сказал:

– Похоже, что у них даже постоянный патруль вдоль забора ходит. И охрана, ясное дело, вооружена. Нам придется быть очень осторожными, держать глаза и уши открытыми.

Мы снова набросили на себя мантии призраков и крадучись направились на юг, чтобы обследовать другие части леса.

Мы держали изгородь в поле зрения, но шли достаточно далеко от нее, чтобы не быть замеченными охранниками прежде, чем мы заметим их. Мы направлялись в южную часть Старого кряжа, надеясь оттуда заглянуть вниз, на правление угольной компании. Мы тщательно выяснили путь по подробной карте местности округа, которую купили в магазине спортивных принадлежностей, обслуживающем тех, кто выбирался на выходные на пешие прогулки или устраивал лагерь в лесу.

Чуть раньше, на окружном шоссе, проезжая мимо въезда на территорию «Молнии», почему-то единственного, мы не увидели и следа контор. Холмы, деревья и расстояние скрывали от глаз строения. С дороги нельзя было разглядеть ничего, кроме ворот и будки охранника, возле которой все подъезжающие грузовики должны были останавливаться и подвергаться осмотру, прежде чем им разрешалось въехать. Служба безопасности проявляла просто смехотворную бдительность в том, что касалось добычи угля, и мне стало интересно, как они объясняют такую отгороженность от остального мира.

Возле ворот мы увидели две машины, и в каждой сидели гоблины. Охранник тоже был гоблином.

Сейчас, когда мы пробирались вдоль вершины хребта, лес становился более серьезным препятствием, чем он был до сих пор. На этой высоте лиственные деревья – дубы, клены – уступили место вечнозеленым. Чем дальше мы продвигались, тем больше видели елей и различных пород сосен. Они стояли плотнее, чем раньше, лес на наших глазах будто возвращался в первобытное состояние. Переплетающиеся сучья росли так низко, что порой нам приходилось пригибаться и даже кое-где ползти под живыми, покрытыми иголками решетками, не достающими совсем немного до земли. Под ногами торчали, точно шипы, отмершие сломанные сучья, грозящие пронзить нас насквозь и требующие внимания. В большинстве мест кустарника было немного, потому что не хватало света для его роста. Но там, куда под колючий зеленый полог проникали солнечные лучи, нижний слой растительности состоял из ежевики и вереска, ощетинившегося колючками, острыми, как бритва, и толстыми, как лезвия стилетов.