Где-то далеко наверху возвышался мрачный свод небес, дрозды носились в океане воздуха, где-то там ветер шелестел в деревьях, снег укутывал землю, падали новые и новые снежинки, но эта жизнь, состоящая из цвета и движения, существовала у нас над головой. Нас разделял многометровый слой сплошной скальной породы – такой, что та жизнь казалась не реальной, а выдуманной – царством фантазии. Единственное, что казалось реальным, был камень – многотонная тяжесть каменной горы – да грязь, да время от времени встречающиеся лужи стоячей воды, да разваливающиеся деревянные столбы с заржавевшими железными скобами, да уголь, да темнота.

По пути мы взметали угольную пыль, мелкую, как тальк. Вдоль стен валялись куски угля разной формы и размера – от мелких до больших. Уголь образовывал крошечные островки небольших архипелагов в лужах воды, покрытой шлаком. На поверхности стен очищенные края почти полностью разработанных угольных пластов блестели, точно черные бриллианты, когда на них падал морозно-белый свет фонаря.

Некоторые из подземных коридоров были шириной с хорошее шоссе, другие – уже, чем коридоры в доме. Это было потому, что туннели, где действительно шла разработка угля, и туннели, проложенные для разведки пластов, соприкасались. Потолки то поднимались на два, а то и на три наших роста, то опускались так низко, что нам приходилось нагибаться, чтобы продвигаться вперед. В некоторых местах стены были вырублены так тщательно, что производили впечатление отлитых из бетона, а в других были покрыты глубокими зарубками с острыми вершинами. Несколько раз мы натыкались на полусформировавшиеся воронки – в тех местах, где стена, а иногда и часть потолка просели, суживая туннель наполовину, так что иногда нам приходилось ползком пробираться по свободному пространству.

Когда мы только вступили в шахты, меня охватило легкое чувство клаустрофобии, и чем дальше мы заходили в этот лабиринт, тем сильней охватывал меня страх. Однако я успешно сопротивлялся ему, думая о мире птиц, взлетающих в вышину, и ветра, качающего деревья, о мире высоко над нами и постоянно напоминая себе, что со мной Райа, потому что у меня всегда появлялись силы от одного ее присутствия.

Странные вещи видели мы в молчаливом чреве земли еще до того, как приблизились к территории гоблинов – пункту нашего назначения. Трижды мы наталкивались на груды сломанного и заброшенного оборудования – беспорядочные, но странным образом искусно сложенные металлические инструменты и прочие изделия, предназначенные для специальных шахтерских работ, – все это было для нас таким же загадочным, как оборудование лаборатории алхимика. Их, точно сваркой, скрепило ржавчиной и коррозией. Эти предметы вздымались угловатыми конструкциями, хаотичными только на первый взгляд. Гора была как бы художником, творящим из того, что отбросили прочь захватчики, – она творила скульптуры из их мусора в насмешку над их эфемерной природой и словно желая воздвигнуть монумент своей стойкости. Одна из этих скульптур напоминала крупных размеров фигуру, едва похожую на человеческую, с обличьем демона – создание, украшенное отростками, острыми зазубринами и шипами. Глупо, но у меня возникло беспокойное чувство, что оно сейчас зашевелится с лязгом и клацаньем металлических костей, откроет закрытый пока глаз, созданный из треснувшего стекла допотопной масляной лампы, какими пользовались шахтеры в прошлом столетии, и откроет железный рот, в котором покажутся гнилые зубы искореженных болтов. Мы видели плесень и грибок во всем богатстве их оттенков – желтый, желчно-зеленый, ядовито-красный, бурый, черный, – но большей частью грязные оттенки белого. Некоторые из них были совершенно высохшими и взрывались, если до них дотрагивались, распространяя облака пыли – возможно, спор. Другие были мокрыми. Самые противные виды отталкивающе поблескивали и казались чем-то, что хирург, изучающий иной мир, мог бы извлечь из тела чуждой нам формы жизни. Кое-где стены были покрыты кристаллизовавшимися наростами неизвестного вещества, выделяемого скалами. Один раз мы увидели свои собственные искаженные образы, движущиеся по миллионам этих темных, отполированных граней.