«Сторонитесь сложностей, делайте все настолько простым, насколько это возможно», – любил говорить Модсли.
На этот раз воображение согласилось с ним. Промолчало.
Пропавшие Бэрри и Дилан не вернулись ни в убогие комнаты рабочего квартала, ни в цеха. Спустя несколько дней сами собой стихли и разговоры об их исчезновении.
Несмит старался забыть, не думать. На место пропавших работников пришли новые: трудяги стекались в Черную страну, как мухи на мед. Видения? К черту видения! Рабочие трудятся по пятнадцать часов в сутки, не отходя от станков и печей, мало ли что померещится.
Тревога притихла на задворках сознания, но давала о себе знать. Особенно часто, когда Несмит оставался один на один со своими мыслями. Когда не было грохота цехов и голосов рабочих, которые старались перекричать машины. В мыслях он возвращался обратно в лес, к руинам замка Дадли. К теням и к живым машинам, к их причудливому языку, похожему на визг и чириканье транспортеров. Как бы он ни отнекивался, как бы ни пытался подобрать наиболее разумное и простое объяснение, какая-то часть мозга всегда превращалась в дьяволенка на левом плече. Дьяволенок шептал о том, что ничего не привиделось. Те существа реальны. Реальны, как сам инженер. Как шестерни, котлы и молоты, которые занимали так много места в его работе и его жизни.
Несмит боялся этих мыслей. Он потерял сон. Постоянно задерживался на фабрике допоздна, стараясь отвлечься работой. Но пустые цеха, их тревожное молчание… Теперь вся фабрика казалась живой, уснувшей. Словно только и ждала момента, чтобы подкараулить зазевавшегося человека. И сделать с ним… что? Превратить в часть себя: разорвать на куски, отбраковав лишнее? Человеческая кровь станет топливом. Жилы и кишки, такие мягкие, упругие, податливые, разойдутся на ремни и передачи. Кости превратятся в молоточки и зубья шестерен. Когда Несмит представлял это, его мутило, бросало в пот.
Остывшие жерла печей казались внимательными глазами, которые наблюдали за человеком. С высокого потолка свешивались канаты и цепи – щупальца, готовые схватить в любую минуту. Нутро фабрики будто только и ждало пищи. Горячей, живой.
Не в силах выносить дурные мысли, Несмит окончательно потерял сон и спокойствие. Он уходил в город, слонялся по узким, тускло освещенным улицам. Старался быть среди людей, слышать их голоса. Одиночество стало невыносимым. Даже механические часы на стене сводили его с ума. Механизм стучал и щелкал, маятник монотонно раскачивался, глупая искусственная кукушка время от времени появлялась из своего «домика», будто следила, предупреждала о чем-то. Не расслабляйся, глупец, мы до тебя доберемся. Думаешь, ты и подобные тебе здесь главные? Как бы не так. Но ничего, скоро все станет на свои места.