Слайд сменился более тусклой картинкой, открывающей, словно ракурс с видеокамеры, театр военных действий, который уже не был ограничен Ближним Востоком и Северной Африкой. В огне сражений полыхают Париж, Берлин, Лондон, Рим, Мадрид. В городах нет людей, лишь только трупы, словно мешки с песком, уложенные от надвигающегося паводка, многими слоями покрывают улицы европейских городов. В войне участвуют Америка, Россия, Китай. Война идет на всех континентах. В топке кровопролития сгорают миллионы жизней. Слайд сменяется, и совсем бесцветная, туманная картинка открывает центр Иерусалима. Весенний день еврейской пасхи. Все правоверные евреи собрались вокруг свежепостроенного Храма Соломона. Ни сам храм, ни площадь, прилегающая к нему, не может вместить всех израильтян и иудеев, приехавших из других стран. На барельефе храма стоит плотный кудрявый мужчина с мутным, явно дефективным правым глазом. Не только простые иудеи, но и раввины преклоняются перед ним, как перед божеством. Это он положил конец кровопролитию. Это он примирил народы под крышей одной религии. Ему решать, где быть дождю, а где – засухе, где быть процветанию, а где – голоду. Только через поклонению ему можно надеяться на благополучие. Спустя почти два тысячелетия благодаря его воле была обретена утраченная евреями святыня – Храм Соломона. Через него открывается правда для страждущих ее, и им решается, что есть правда. Им определяется будущее стран и народов. И Максим понимает, что это конец… Битва проиграна.

Словно электрик, разбирающий спутанные провода, Максим увлекся рассмотрением кармических связей монстра. Опешивший от открывшейся ему возможной реальности, он потерял бдительность и слишком поздно заметил, нет, скорее, почувствовал зловещий взгляд. Как будто кто-то положил тяжелую увесистую ладонь ему на спину, от которой стало неуютно. Максим обернулся и оцепенел. Три горгундии полукругом обступили его, лишая возможности маневра. Тварь, находящаяся в центре, самая крупная и свирепая, держала на себе седока в черном плаще.

– Не мог даже предположить, что ты окажешься таким настырным, – зло процедил Черный плащ. – Я абсолютно был уверен, что ты в мире ином. Во всяком случае, я все для этого сделал, – черный магистр замолчал и взглядом, полным ненависти, долго смотрел на Максима. – Впрочем, тебе все равно ничего не изменить. Время Жатвы настало, и твои боги уже не помогут тебе, – сказав эти слова, Магистр со злобой вонзил шпоры в ороговелые бока горгундии, и та, вздрогнув, стремительно взмыла в пространстве, угрожающе сократив пространство между собой и своей жертвой. Фланговые горгундии повторили маневр центральной, угрожая Максиму с краев. Не то чтобы Максим испугался, скорее, опешил, совершенно не зная, как действовать, но когда правофланговая тварь внезапно предприняла попытку атаковать Максима, тело заработало само автоматически, вспомнив навыки, полученные у Леонида. Максим вскинул длинный рыцарский меч, едва успев вспомнить необходимую для этого мантру, и могучий ящер поник на мече, напоровшись на неведомо откуда возникшее оружие. Пользуясь замешательством противника, Максим в два прыжка очутился рядом с Магистром и обрушил на него всю астральную силу своего удара, но только в последний момент заметил клинок, вылетающий как молния из-под черного плаща. Астральное тело Максима разлетелось, словно разбитое стекло. Сквозь уходящее от него сознание Максим видел Магистра, рухнувшего от удара, и горгундию с оскаленной пастью, устремившейся к нему. Неизвестно, сколько времени находился Максим в беспамятстве, но когда он открыл свинцовые веки, то увидел испуганное лицо Димы. Максим бессильно сомкнул глаза, но тут же был окачен брызгами воды, которые Дмитрий выпустил на его лицо, сопровождая несуразными звуками напряженных губ, и свежая вода воспрепятствовала очередной потере сознания. Все тело ныло, и о том, чтобы подняться с пола, Максим даже не помышлял.