Он держал труп на руках, купаясь в его вони и некротической грязи, его разум был пылающей желтой теплицей. Комната, в которой горели свечи, казалось, текла и текла, как воск, стены дышали, потолок вздыхал, гости за столом ухмылялись с дикой интенсивностью. Но ему нужно было сосредоточиться. Он стряхивал с рук ползучих тварей, выдыхая клубы пыли от мертвых мух, оставаясь глух к непристойностям, которые шептали мать Роуз, тетя Лили, дядя Олден и другие.

(Элиза, дорогая, милая Элиза)

...все остальное. Он зашил и увидел, как мама Роуз смотрит на него, ненавидя и презирая, о злая, злая тварь, бескостный извивающийся червь – мать, прижимающаяся отвисшими грудями к его лицу, ее губы прижимаются к его губам, ее язык, похожий на губчатый пирог, во рту, исследует ее десны, пробуя на вкус пожирающее себя мясо/кости/кровь испорченного материнства.

(не впускай ее в свои мысли, не позволяй ей получить то, что она хочет, не позволяй ей контролировать тебя даже сейчас, танцующая кукла, ты хочешь прикоснуться к маме здесь, здесь, где темно, влажно и тайно)

Генри встал, голова у него кружилась.

Он вытер кровь с глаз и положил холодное мясо на стул, подперев его там, и двинулся к подвалу, спотыкаясь о разбитые останки дяди Олдена, которые Тара сбила на пол.

(эй, малыш, ты же не бросишь меня вот так, не так ли? собери меня обратно, или я расскажу всем, что вы с Роуз сделали, что вы с Элизой сделали).

Он нашел свадебное платье. С ним он спустился по лестнице в подвал.

(делай все правильно, Генри, не делай ошибок, слышишь меня?)

- Да, мама.

(и когда это будет сделано, когда это будет сделано, ты можешь прийти ко мне, я раздвину для тебя ноги, как я сделала, когда ты родился)

(я позволю тебе заползти внутрь)

Теперь уже скоро.

Еще до рассвета.