С пивом пришлось обращаться еще аккуратнее — автомобиль подбрасывало и заносило на грубой дороге, но не так сильно, впрочем, как могло бы. Мы шли не очень быстро — между десятью и пятнадцатью милями в час. Ускорение грозило бы нам неприятностями — грунтовка вся состояла из неожиданных кочек, ухабов и выбоин.

— Этот придурок хоть знает, куда едет? — поинтересовалась Кэт, аккуратно отпивая из трясущейся в руке банки. — Или он впервые увидел эту паршивую имитацию дороги и решил ее опробовать?

— Похоже что он специально искал ее.

— Может, она идет к ущелью, куда он скинул Брока.

— Куда бы она не шла, часто по ней не проезжают.

— С чего ты взял? Нет, она, конечно, довольно ухабистая и все дела…

— …но даже самую ухабистую грунтовку рано или поздно укатывают так, что борозды от шин становятся, фактически, разделителями колей, — заметил я. — Здесь же такого и близко нет. По ней проходят от силы пяток раз в год. Куда бы она нас не привела, местечки там безлюдные.

Мы отпили еще немного пива.

— Не будь у нас столько проблем, — заметила Кэт, облизывая крошки печенья с пальцев, — это была бы поездочка в духе Монти Пайтона. Весело и безопасно.

— Этот тип, Снег Снегович… в нем что-то есть от персонажей Пайтона.

— Да ну. Он кошмарен. Если б только мы могли о нем забыть…

— Я — уже забывал, — заметил я. — Когда мы целовались.

— Отвлекаться хорошо тогда, — назидательно сообщила мне Кэт, — когда точно знаешь, что через пять секунд тебе не придется втаскивать себя волоком в отвратительнейшую рутину.

— Во всем есть свои плюсы, — пожал плечами я.

— Не знала, что ты такой философ.

— Платон — мое второе имя.

— Платон? Тот парень, что сам себя казнил, приняв яд?

— Да, то был либо Платон, либо Сократ, не помню точно.

— Выпить яду ты всегда успеешь, философ. Пей пиво.

— Если не возражаешь — выпью.