За эту вечность в доме Тимофея Ивановича изменилось все. За эту вечность Соня со сдавленным счастливым криком бросилась на шею Митяя, и он прижал ее к себе сначала неловким, а потом по-мужски крепким жестом.

И целую вечность Гриня с Лидией просто стояли друг напротив друга. Гриня, ссутулившись, спрятав руки за спину, словно боясь сделать что-то неправильное и непоправимое. А Лидия… А Лидия вынимала шпильки из стянутых в тугой пук волос. И когда волосы эти золотой волной рассыпались по ее плечам, Гриня шагнул к ней навстречу. Она обняла его сама, осторожно, словно боясь обжечься. Она гладила его по лицу, а он стоял, зажмурившись. Это было что-то настолько личное, что Власу стало неловко и он отвернулся. У него и самого было свое личное, он прижимал его к груди и вслушивался в едва различимое, но уже различимое биение сердца.

А потом время, которое специально замедлилось ради тех, кто встретился, кто нашел себя этим серым ненастным утром, снова ускорилось. Жизнь, какой бы она ни была, забурлила, забила ключом.

Стеллу уложили в спальне и Влас не отходил от нее ни на миг. Остальным тоже нашлось дело.

Тимофея Ивановича похоронили на рассвете на берегу реки, отдали последний долг, проводили, как должно, по-человечески. И уже дома, сидя за круглым столом, молча выпили в память о нем по стопке самогона, найденного в неприкосновенных медицинских запасах доктора. Потом был военный совет. Им предстояло решить, как действовать дальше.

Гриня вошел в спальню, когда Влас придремал на своем боевом посту, мягко положил ладонь ему на плечо. Этого легкого движения хватило, чтобы Влас вскинулся, потянулся за оружием.

– Покурим, товарищ командир? – Гриня смотрел не на него, а на Стеллу, на ее уже очевидно заживающую шею. – Не бойся, она крепко спит.

– Откуда знаешь? – Ему хотелось курить просто невыносимо сильно, но оставлять Стеллу одну было страшно.

– Знаю. – Гриня пожал плечами. – Выйдем во двор. Есть разговор.

Они курили, стоя под навесом старого сарая, прячась от косых струй начавшегося с обеда дождя.

– Фон Клейста в городе нет, – сказал Гриня, глубок затягиваясь.

Влас молча кивнул. Почти сразу после военного совета Гриня ушел в город на разведку. Он же принес новости, что город похож на кипящий котел и полнится жуткими слухами. Фрицы подняты в ружье и смертельно напуганы. Гарнизон обезглавлен. И в прямом, и в переносном смысле. В этом месте Гриня усмехнулся, наверное, знал чуть больше, чем хотел рассказывать. Влас не расспрашивал. Влас видел, на что способен сам Гриня и догадывался, на что способен Горыныч.