– Давайте перейдем к существенному. – Паша приволок на кухню рюкзак. Достал двухлитровую бутылку с мутноватой водой и пластиковый контейнер. – Это раствор соли. А это, собственно, сернокислый натрий.

– Так мало. – Марина взвесила на ладони контейнер. Она ожидала увидеть сыпучий порошок, но глауберова соль напоминала расколотые, потрескавшиеся пластины льда.

– Я попробую еще сделать, – сказал Паша. – Химичка зажилила кислоту.

– Давайте угощаться, – потер руки Руденко.

– Будем это пить? – Марина поглядела на бутылку.

– А что? С Курлыком сработало. Обезопасим себя, а там что-нибудь придумаем.

Марина поставила на стол чашки, Паша налил раствор.

– Совершенно безопасно, – сказал он. – Но ужасно невкусно.

Первый же глоток вынудил организм протестовать. Раствор был отвратительно горьким. Марина стиснула зубы, сражаясь с тошнотой.

– Чел! – Руд раздувал щеки. – Это реальное дерьмо.

Нёбо и язык обволакивала пленка горечи. А она не выпила и трети чашки. Губы пекло.

«Зато похудею», – убеждала себя Марина.

Задребезжал звонок, она сплюнула в раковину, благодарная визитеру за отсрочку этого каторжного чаепития.

– Я сейчас.

Прикрыв кухонную дверь, вышла в коридор. Вкусовые рецепторы умоляли заесть раствор жвачкой. Марина щелкнула замком. Опустила взор.

За порогом, на коленях, стоял ее бывший. С охапкой цветов, бровями Колина Фаррелла, заискивающей улыбкой.

– Привет, ангелочек.

– Какого черта ты тут забыл?

– Я же говорил, что приеду.

«Скормить его джинну, что ли? Попросить лампу никогда больше не сталкиваться с ним?»